какого-то ребёнка, разумеется не космического. Такие подозрения никогда полностью не рассасываются, они затаиваются, ложатся на дно и всплывают при первой возможности. Как же теперь объяснить свою отлучку? И сколько будет длиться эта отлучка? Как быть со школой, где он не закончил экзамены? Теперь-то, конечно, он мог бы всё рассказать жене. К чему это приведёт, Алексей Палыч знал точно: к подозрению в подлых поступках прибавилась бы уверенность, что он помешался.

Много бы отдал Алексей Палыч за то, чтобы всё можно было закончить сейчас, сию же минуту. Возник у него в голове даже мысленный диалог. «Отдай руку, – сказал ему некто, – и всё кончится». – «На», – ответил Алексей Палыч. «Нет, лучше ногу». – «Бери, бери, только быстрей».

Когда люди начинают проигрывать в уме такие разговоры, то недалеко уже и до того, чтобы заговорить вслух или начать кукарекать. Но видно, у Алексея Палыча был большой запас прочности. Это обычно для людей, которые не умеют злиться всерьёз и подолгу.

Подбежал Борис:

– В шестом вагоне, одиннадцать тридцать пять.

Это была та самая, ближайшая электричка.

Алексей Палыч пошёл к кассе.

– Берите и на меня.

– Ты поедешь домой, – строго сказал Алексей Палыч.

– Тогда я поеду бесплатно.

– Боря!.. – ещё строже произнёс Алексей Палыч.

– Я только провожу и вернусь. Надо же знать, где вас искать.

В последних словах был смысл. Осуждая самого себя, Алексей Палыч взял два билета, один – туда и обратно. Поскольку куда «туда», он не знал, пришлось брать до конца.

Теперь оставалось пять минут. Алексей Палыч бросился к окошечку почты. Взяв бланк, он быстро написал на нём несколько слов и попытался… Очередь угрожающе, по-шмелиному, загудела.

– Товарищи, поезд уходит, – сказал Алексей Палыч, стараясь казаться ничтожным и жалким.

Алексею Палычу объяснили, что он на вокзале и поезда уходят у всех. Тогда Алексей Палыч сунул бланк вместе с рублём единственному человеку, который молчал, и быстро удалился. Молчаливый хотел что-то сказать, но было уже поздно.

Врать Алексей Палыч не любил. Можно даже сказать, почти не умел. Тем более, врать телеграфно. Но времени у него не оставалось, и в несколько секунд он открыл истину, до которой древние добирались веками: чем крупнее ложь, тем легче тебе поверят.

Телеграмма была составлена по этому принципу:

«ВЫЕЗЖАЮ МОСКВУ НЕДЕЛЮ ДРУГУЮ ВЫЗЫВАЮТ МИНИСТРУ АЛЕКСЕЙ».

Июнь 6

Обратного пути нет

В наше время все куда-то торопятся.

Во времена не столь отдалённые из Петербурга в Москву добирались на лошадках недели за две. И никто никуда не опаздывал. Даже на войне не слишком спешили. Некоторые крепости осаждали по году и по два. Солдаты не спеша строили избы для командиров, рыли землянки для себя, разводили под стенами крепостей огороды и даже женились в непосредственной близости от неприятеля. Для тренировки они подходили иногда к стенам и обменивались с осаждёнными неприличными выражениями.

Сейчас из Ленинграда в Москву самолёт летит час. Но это многим не нравится: долго. А уж если вылет задержится на тридцать минут, то пассажиры начинают нервничать, проклинать погоду, синоптиков, а заодно и скептически отзываться об авиации.

Даже пенсионеры, которых впереди не ждёт ничего интересного, тоже куда-то несутся.

Вот и Алексей Палыч начал спешить, едва попал в Город. Он заторопился уже в школе, в милицию бежал рысью, а на вокзале времени ему просто не хватило даже на телеграмму.

В электричку они с Борисом вскочили уже под объявление: «Осторожно, двери закрываются».

Сели они в пятый вагон, чтобы до поры до времени себя не обнаружить. Несколько остановок проехали вместе, а затем Борис отправился в шестой вагон в качестве наблюдателя. Алексей Палыч считал, что это вполне безопасно, так как Лжедмитриевна видела его лишь мельком.

Минут через десять Борис вернулся.

– Ну что?

– Поют.

– И она поёт?

– Вроде поёт. А может, только рот разевает. Она ко мне спиной сидит.

– А что поют? – спросил Алексей Палыч, скорее машинально, ибо не в этом была сейчас его главная забота.

– Про «зелёное море тайги»… А сейчас «Буратино».

– Выходить не собираются?

– Вроде нет пока.

– Присядь на минутку.

Борис сел рядом и хмуро прочертил взглядом вдоль противоположной скамьи. Паренёк в форме речного училища спал, прислонившись к стене вагона. Молодая женщина объясняла своей девочке, что нехорошо называть бабушку «паршивой старухой».

– Боря, – шёпотом сказал Алексей Палыч, – мне кажется… Ну, не то чтобы кажется… А вдруг она искусственная?

Борису никогда ничего не нужно было разжёвывать.

– Робот, что ли?

– Что-то в этом роде.

– А если робот, то тогда и говорить не о чем. Вызовем её в тамбур… Двери эти, если поднажать, открыть можно. Какой она там ни робот, а грохнется об рельсы – все винтики разлетятся.

– Ты с ума сошёл! Я ведь только предполагаю…

– Давайте проверим. Я сяду сзади и уколю её чем-нибудь. Закричит или нет?

– Ерунду говоришь, – поморщился Алексей Палыч. – Если ОНИ умеют посылать своих представителей… через Космос, да ещё мгновенно, то уж никакие уколы для них не страшны. А потом – ты, наверное, не читал – могут быть люди-роботы. В некоторых странах учёные, если их так можно назвать, занимаются этим. Они ищут препарат, который делает человека послушным и бездумным. Единственная радость для такого человека – выполнить приказ: вскопать огород или убить, для него безразлично. Он – человек, но он – робот. Хотя девица эта выглядит довольно разумной… Когда я говорил «искусственная», я имел в виду искусственный мозг. И очень хотелось бы знать, что сейчас в этом мозгу. А на винтики разбирать её не стоит. Скорее всего, их там нет. Это тебе не кружок «Юный техник».

– Ну ладно, – согласился Борис, – я ляпнул. Ну вот они выйдут… Что мы будем делать?

– Пока не знаю, – вздохнул Алексей Палыч.

Электричка начала замедлять ход перед станцией.

– Иди, – сказал Алексей Палыч.

Борис исчез и не появлялся ещё остановок десять.

Вагон понемногу пустел. Стена леса за окном всё реже прерывалась полянами и просеками. Исчезли грибнички-старички, бредущие вдоль полотна дороги. Конечная станция приближалась неумолимо.

Алексей Палыч думал, думал напряжённо. В голове его проносились мысли-картинки: вот он хватает Лжедмитриевну за руку и тянет в станционный милицейский пикет… что это? Похоже на хулиганство. Да и группа не даст её в обиду. Или уговаривает её, умоляет. На коленях, что ли? Не поможет: «мадам»-то железная. И опять же группа. Алексей Палыч дошёл даже до того, что мысленно