Это же его маги. Те, кого он нанял, оплатил своими деньгами. Как они посмели?!

— Предатели! — заорал он. — Неблагодарные!

Но вместо слов изуродованная пасть изрыгнула лишь неразборчивый отвратительный хрип. Киантракс с ужасом осознал, что изъясняется, как Хорантракс. И заплакал от боли, ужаса и обиды. Ведь он столько сделал для долины. Он же ее гребаный господин, повелитель!

Он рухнул под ливнем молний и лег, трепеща, в грязи. Когда вокруг столпились солдаты, он уже не смог защититься.

Балур видел, как черного дракона свалил впечатляющий фейерверк, устроенный магами Консорциума. Теперь остался лишь красный — мощное грубое чудовище, семьдесят ярдов узловатых мышц. Его чешуи были такой толщины, что их удалось лишь слегка поцарапать и запятнать чужой кровью. Дракон испускал одну огненную волну за другой, выжигая поле, оставляя полосы, сплошь усыпанные обгорелыми трупами.

Отчаяние завладело Балуром. От ярости мутилось в глазах. Всякий раз, когда он почти подбирался к дракону на расстояние удара, какой-нибудь ублюдок успевал раньше. Слишком много народу вокруг. Балур видел, как грифон выбил глаз бурой твари. Ящер хотел протолкнуться сквозь толпу воющих солдат — но та оказалась слишком плотной. Кто-то легкий и проворный выбрался наверх и бежал по плечам и головам, но когда ящер попытался повторить трюк, то лишь давил людей и сшибал наземь. Тупые хрупкие людишки!

— Я суть гребаный пророк! — ревел он. — Суть пропустите меня, чтобы я свершил гребаное святое возмездие!

Но в гомоне битвы его никто не слышал. Потому Балур кинулся к желтому, старавшемуся переломить ход битвы. Но как только Балур занес стрелку над головой, чтобы засадить глубоко в бок, дракон взмыл в небеса и не спускался, пока его не сшибли гребаные катапульты, трусливо прятавшиеся на самом краю поля битвы. Балур едва не заорал от радости, когда зеленый дракон сжег их и повернулся к ним спиной. А мордой — к Балуру, словно увидев его среди суматохи. Балур поднял стрелку, нацелил между драконьих глаз.

— Ты, засранец, будь идущим ко мне! — прошептал ящер.

Шепот невозможно расслышать в лязге и криках битвы. Но Балур чуял нутром: дракон услышал и понял. Больше не нужно проталкиваться сквозь толпу. Слава аналеза летит сама на ярко-зеленых крыльях. И сейчас случится то, о чем напишут и что будут передавать из поколения в поколение, о чем родители расскажут детям. И что утопит Балура в женщинах и вине.

И вдруг — трижды траханные грифоны! Да проклянут боги того ошалелого от похоти орла, который в окутанном романтической дымкой прошлом вздумал залезть на сраную львицу! Пусть Вруна оплюет память шлюхи-львицы, выходившей свое ублюдочное потомство, которое теперь, спустя многие столетия, гадит на мечту честного аналеза!

Зеленый замертво пал на землю.

Балур даже не удивился, когда маги, мать их за ногу, завалили черного. Конечно, они завалят. Все курвы, как один.

Остался только красный. Титанический зверь. Армия нападала и откатывалась снова и снова. Вокруг росли горы трупов. Красный проламывался сквозь них, расшвыривая мясо и пламя.

Сверкнули потускневшие молнии — бесполезно. Маги уже растратили свою мощь. Несколько оставшихся всадников на грифонах развернулись и кинулись на красного. Он взмыл в небо — и трупы грифонов посыпались как дождь. Дротики отскакивали от чешуи. Стрелы сыпались к ногам опустившегося дракона, переломанные надвое.

В конце концов человеческий натиск угас. Люди обессилели. Все, что они еще могли, это изображать ничтожество перед исполинским зверем.

Наконец, глядя на побоище, на падающих с неба проклятых грифонов, Балур ощутил: его касается — и давит — перст судьбы.

Вот оно! Самое великое мгновение его жизни.

И тут, словно бог потянулся с небес и растолкал солдат, в толпе открылся прямой путь от Балура к чудовищу.

Аналез набычился, занес стрелку над головой и кинулся в драку.

Перед ним встала гора плоти, отвесный утес ярости. Дракон ревел, полосовал когтями, плевал огнем, отправлял в могилу дюжину людишек каждым выдохом. Несколько солдат цеплялись за его спину, отчаянно рубили толстую чешую.

Балур ускорился. Всякая его частица пела от восторга и решимости, согласно неслась к общей цели.

Дракон повел головой, прицелился, выдохнул.

Балур кинулся вправо, покатился. За спиной мир взорвался огнем. Балура окатило жаром. Но аналез уже вскочил на ноги и понесся вперед.

— Давай! — ревел он. — Будь суть идущим ко мне, жирный ублюдок! Ты, мелкочленная раздутая игуана!

В гаме и гомоне сражения, в криках умирающих и воплях наступающей армии дракон никак не мог услышать Балура. Но аналез знал: проклятый зверь слышит.

Балур врезался в рев дракона, плотный, как стена — не первая, какую ящеру доводилось проламывать. Он мчался, не задержавшись ни на мгновение. И сжимал в руках стрелку.

Дракон опустил голову, открыл пасть — поприветствовать гостя.

Летти мертва.

Драконы мертвы.

А Балуру плевать с высокой колокольни.

Тварь ударила когтем. Ящер перекатился, ткнул стрелкой. Та застряла между чешуями. Дракон махнул лапой — и Балур взлетел, мотаясь, будто тряпичная кукла, но хватки не ослабил.

Он грохнулся наземь, его потащило по грязи и обугленным телам, колотило и шмякало, стрелка, все еще торчащая между мощными драконьими пальцами, тряслась и дрожала — и медленно входила глубже. Дракон поднял лапу. Балур повис, раскачиваясь, дергая стрелку из стороны в сторону, стараясь врезаться еще сильнее, пробиться к самому мясу. Тварь запомнит Балура надолго!

Дракон захотел расплющить нахала, топнув. Стрелка с хрустом проломилась сквозь чешую и вошла в драконью плоть. Тот взвизгнул, инстинктивно поджал лапу. Тело Балура подлетело, как щепка. Он яростно крутанул стрелку, стараясь вогнать еще глубже, но та вдруг высвободилась, и ящер полетел прочь, кувыркаясь.

Он приземлился головой вниз, клацнул челюстями, ощутил вкус крови во рту, почувствовал, как захрустел и заныл позвоночник.

Рядом приземлился отрубленный драконий палец.

Балур и дракон заревели одновременно.

Затем тварь открыла пасть — и мир заполнился огнем.

Балур покатился назад — отчаянно и безнадежно. Деваться некуда. Но его спасла кровавая грязь поля битвы. Липкая жижа одела ящера целиком и спеклась на нем, не защитив полностью от жара, но лишив пламя смертоносной силы. И оставила в твердой земляной скорлупе.

Он расшвырял ее, рыча от злобы и боли. Гнусная скотина хотела зажарить его — словно он жертвенный бык, поднесенный рабами хозяину. Словно Балур не отрубил плоть от плоти, словно подонок-дракон не будет много дней вспоминать об аналезе при каждом шаге. Хотя нет, суть не будет дней для воспоминаний. Суть не будет пощады. Балур вырвет его сердце клыками, даже если для того придется лезть в драконью глотку.