выдержал Фома. — У тебя получается, она все знает! Какое открытие — знает, что они не знают! Да английский язык не знает 99 и 9 процентов старшего поколения страны! А в закрытом городе, где они живут, знание иностранного — тем более, языка НАТО! — приравнивалось еще двадцать лет назад к измене Родине!.. Знала!.. Ты еще скажи, что она про аварию знает!..

И он прикусил язык. Леша победительно посмотрел на него, довольный следствием, как самовар боками. Только сейчас Фома понял, какой Леша умница, то есть он и раньше знал, но после этого сардонического взгляда ум Леши, стал чем-то вроде египетской пирамиды — аксиоматично явленным, незыблемым и непостижимым одновременно.

— О! — Леша неспешно поднял палец, наслаждаясь торжеством логики. — Именно! Но она думала, что ты в ней погиб. А ты… — Леша погрозил ему пальцем. — Не погиб! Понял?

— Понял.

— Чего ты понял?

— Она англичанка, которая для конспирации пишет мне на английском, и она знает все, — обреченно выдохнул Фома.

— Кроме одного, что ты мудила…

— Э, э! — сказал Фома, но Леша продолжал, не слушая его:

— Что ты, мудила, ничего не помнишь. Вернее, помнишь, но не все. Ты же мне сам рассказывал, как вспоминал этими… коржами… тьфу! — слоями этими! Вот и…

— Но это же было давно и я все вспомнил!

— Ой ли? — прищурился Леша. — А если не все? И эти твои сны с толстяками, разве они не говорят, что у тебя не все в порядке с головой?.. Ну — было, было! Раньше. Я же не говорю, что — сейчас!.. Так вот, соображает она у тебя нормально, но вот апофегмы с ней всякие случаются!

— Че-во?

— Фигня всякая, вот чего! То у тебя калотерапия, то задолбанность обо что-то кармическая!

— Зацепленность!

— Во-во… вспомни, как голову лечил средней порцией, как по докторам шлялся!..

— Кстати! — вспомнил Леша. — А где твой Доктор? Что-то давно ты про него ничего не рассказывал. Как он поживает? Может, он тебе объяснит, что ты забыл чуть-чуть чего-нибудь — как раз на нее?

— Чего на неё чуть-чуть? — обалдело тряхнул головой Фома.

— На Марию!

— Ты считаешь, я ее чуть-чуть забыл?

И Фома погрузился, как ему казалось, в воспоминания. На самом деле это была очередная порция коньяка — был тот самый счастливый случай, когда Леша обогнал его в “формуле А” и количество “А” уже не контролировал.

“А ведь точно, она же знает адрес родителей, как я на это внимание не обратил?» Он хотел поделиться этим открытием с Лешей, но потом вспомнил, что еще раньше Леша поделился этим открытием с ним. «Какая голова! — чуть не задохнулся он, от восхищения. — И — в баре?! Где никто и никогда не оценит!»

— Слушай, а почему у тебя сегодня никого нет? — спросил он.

— «Спартак» играет.

— А-а!.. — Фома удовлетворенно кивнул, но потом недоуменно посмотрел на Лешу. — Ну и что? Не вижу, кстати, в этом никакой связи.

— Я тоже не вижу, но почему-то — с «Локомотивом»…

Доктор плавал в Открытом мире, до тех пор, пока в голове ясно и векторно не прозвучало: пора!

«Давно пора, — пробормотал он, вытягиваясь в струну и мчась навстречу зову. Кто? Или что?.. Он отслоил из тысячи направленностей одну, нужную, и слился с ней. — Варфоломей, — четко оформилось в голове. — А, пустынник объявился!..»

Доктор нашел в векторе нужную ниточку-струнку, вошел в резонанс, нырнул сквозь быстро сменяющиеся, как в руках ловкой кастелянши, простыни-реальности… еще глубже… Возникла какая-то коричневая муть с бедной растительностью. «Черте что!» Он сделал еще рывок, и перед ним оказалось такое же черте что, только еще и со снегом. «Ну и?..» — огляделся он.

Где-то совсем рядом тоскливо выли собаки, подпевая вьюге, а снежные заряды укладывали огромные белые волны — настоящие валы, с гребнями и пеной. Буря. Мглою, хмыкнул он, вспоминая завалы книг у почтамта, превратившиеся в его мозгу в книжные полки. Несмотря на шквал, он сделал несколько шагов все в том же направлении. Прямо перед ним в свистяще белых разводах снежной пурги нарисовался чум. “Яранга, вигвам, потхем, ovb25 — ненужное зачеркнуть… Живут же люди!”

Он узнал это место. Это была глухая реальность Открытого мира. Над чумом в клочки рвался густой дым. Вход был полузасыпан, несмотря на то, что находился с подветренной стороны. Перед пылающим очагом с полным котелком сидел совершенно седой, но румяный старик с благообразно круглым лицом мошенника и ел тюлений жир. Запивал он его горячей водкой из котелка. То, что это водка, слышно было по запаху, физически ощущаемому в распаренной атмосфере.

Варфоломей. Ярко синие глаза.

Доктор задержал дыхание. Нормальный субъект был бы пьян, сделав только вдох, а этот сидел, пил, ел и радушно ухмылялся навстречу. Спиртовые пары ели глаза, возможно еще и из-за дыма, но не закрывать же их! Акра осмотрелся. По стенам висели шкуры, на шкурах — шитое грубое полотно, на полотне — костяные амулеты. Нудно и продолжительно звенел, никак не желая успокаиваться, колокольчик, задетый при входе.

— Постишься? — хмыкнул Доктор.

— Таска аднака! — махнул Варфоломей рукой, и показал сначала, куда сесть, потом — на булькающий водкой котелок. — Будис?

— Да ты что? — удивился Доктор, усаживаясь. — Какой нормальный будет есть и пить в таком чаду?

Варфоломей совсем ополоумел, войдя в роль буревестника тундры, даже говорил, характерно посасывая зубы и сюсюкая. Рожа его лоснилась, как из ведра, глаза были масленые, маленькие, все остальное — хитрое, как и полагается самоеду — пирату вечной мерзлоты, повелителю моржей и победителю пика холода. Но обижать его безальтернативным отказом было нельзя.

— Вина бы выпил, холодного, у тебя тут, как у тропических болот… — Доктор слишком глубоко вздохнул и поперхнулся от жирного и сивушного воздуха, сглотнул, преодолев отвращение, словно проглотил кусок топленого жира с водкой. Стоило забираться в тундру, чтобы задыхаться от