Мы с ноющей Лилит ждем маму Эми, но подруга Кирстен вдруг звонит и говорит, что придется подождать сорок минут – возникли какие-то сложности и прямо сейчас ее мама встретить нас не может.

– Если бы вы поехали вместе с нами, давно бы уже были тут, – сердито говорит Эми. –

Спасибо Лилит.

Я только вздыхаю и веду Лилит в парк, разбитый неподалеку от стадиона. Там есть скамейки, на которых подруга сможет посидеть.

– И перешнуруй ботинки, – говорю я ей по дороге. – Ты слишком туго затянула.

– Я всегда так затягиваю, – отвечает она. – И всегда нормально. А сегодня все давит и вообще ходить неудобно. Это все из-за ваших «Лордов».

– Может быть, это потому, что они новые и неразношенные? – вкрадчиво спрашиваю я. Лилит задирает нос.

Найти свободную скамью в парке трудно – людей тут довольно много: и просто гуляющих, и все тех же вездесущих поклонников. Однако я все же вижу одну почти свободную лавку под тенью дерева с густой кроной. Почти – потому что она занята высоким парнем в солнцезащитных очках и кепке, из-под которой выбиваются светлые волосы. Он увлечен своим телефоном. Однако на две трети скамья свобода, а это значит, что мы сядем на нее.

Потому что терпеть Лилит у меня больше нет сил.

– Извините, – солнечно улыбаюсь я, и парень вздрагивает.

– Извините, – настойчиво повторяю я, – мы сядем рядом? Дело в том, что у моей подруги боли нога, а свободных лавочек больше нет.

Он кивает и отворачивается в противоположную сторону. Я усмехаюсь про себя – кажется, ему не понравилось наше вторжение. А Лилит громким шепотом сообщает:

– Он от нас так демонстративно отвернулся, будто бы от нас чем-то пахнет.

Я прикладываю палец к губам, призывая подругу к тишине, хотя мне смешно – парень явно все слышал.

Лилит с кряхтением разувается, одновременно зачитывая драматичным тоном монолог:

– Это не ботинки, это орудия пыток. Как я должна в них ходить? Что с ними не так? И вообще, что не так с этими людьми? Почему театр – настоящее искусство – не так популярно, как эти вопли под скрежет пилы, скрип пенопласта и завывания баньши? И это в современном мире называется музыкой? Рок? Серьезно? Эти люди никогда не слышали классическую музыку. Это так грустно. Куда мы катимся?

Я скромно молчу о том, что я знакома с классической музыкой более чем, однако это не мешает мне любить то, что играют «Красные Лорды». В своем жанре они лучшие. А сколько драйва они в себе несут! Но когда Лилит в плохом настроении, лучше дать ей выговориться.

– А ты видела, сколько людей пришло на концерт этих самых «Лордов»? Шок. Просто шок! Неужели это действительно доставляет удовольствие? Это как пить дешевое пойло вместо коллекционного вина. – Лилит, вздыхая, продолжает перешнуровывать ботинок. – Дева Мария, зачем я согласилась? Бедная я. И...

– Зачем вы вообще пришли на концерт, если вам так не нравится эта группа? – вдруг спрашивает сидящий рядом парень, о котором мы обе давно забыли.

Лилит озадаченно на него смотрит.

– Просто по фану. Выгулять наряд.

Он хмыкает, и это у него получается так издевательски, что Лилит начинает нести не в ту сторону.

– А почему, если вам так не нравятся мои слова, вы встреваете? – спрашивает она нараспев.

– Потому что вы слишком громко обсуждаете то, что мне нравится, – говорит раздраженно парень и поправляет очки. В солнечном свете на его среднем пальце сверкает широкое золотое кольцо с крохотными черепами, в глазницы которых вставлены блестящие камешки. А на безымянном тускло светится кольцо из черненого серебра в кельтском стиле.

– А подслушивать, знаете ли, нехорошо, – не теряется подруга.

– Вы так громко говорили, что не услышать было невозможно, – сердится он. – У вас голос, как у сирены.

– У человека всегда есть выбор, – ничуть не смущается Лилит. – Можно было встать и уйти, если наши разговоры доставляли вам столько дискомфорта.

– Эй, – толкаю я ее в бок. – Перестань.

– Раздражает, – отвечает Лилит. Парень что-то говорит себе под нос.

– Что? – мигом реагирует подруга. – Кого вы назвали дурой?!

– Вам показалось, – отвечает он елейным голоском. – Всего нехорошего.

Парень встает, с явным намерением уйти, запинается об ботинок Лилит и падает на колено прямо перед ней. Очки слетают с него вместе с кепкой, и мы с Лилит вглядываемся в его лицо – красивое, утонченное, с правильными чертами, как у какой-нибудь модели. Правда, в серо-голубых глазах царит паника.

– Это же ты! – вдруг радостно восклицает Лилит, и я только поражаюсь смене ее настроений. – Это ты! Сладкий Ричард!

– Нет, что вы, это не я, – моментально хватает очки и кепку парень, вновь прячет лицо и проворно вскакивает на ноги.

– Это ты! – не соглашается Лилит. Ее глаза теперь горят не от негодования, а от восторга. –

Из группы «Пепельные цветы»!

– Не я, извините, – крайне вежливо, но твердо отвечает красавчик.

Я изумленно перевожу взгляд с парня на подругу и обратно. И чем больше на них смотрю, тем радостнее становится Лилит и испуганнее парень.

Невероятно! Вот это встреча! Все думают, что ты пропал! – восторженно кричит Лилит. А я вспоминаю, что Сладким звали одного из участников группы – мы смотрели о них передачу прямо перед выходом из дома. Будет забавно, если это действительно... тот самый Ричард.

– Да сколько вам раз говорить – это не я, – вяло возражает парень.

– Это ты! – не успокаивается подруга.

– Вы ошиблись, – он боязливо озирается по сторонам. Явно не хочет привлекать внимания. Но на нас вроде бы пока что никто особо и не смотрит.

– Ха! Я никогда не ошибусь! Твой постер висел в моей спальне, когда мне было тринадцать! – заявляет Лилит, влюбленно на него глядя.

– Сомнительный комплимент, – вырывается у блондина.

– Можно автограф, Ричард?!

– Вы ошиблись. Советую купить очки и провериться у психиатра, – раздраженно отвечает парень.

– Пожалуйста, автограф! – словно не слыша, повисает на его руке Лилит. Он легко стряхивает ее и пытается уйти, а она, забыв, что ботинки неудобные и давят, бежит за ним.

– Отстань от меня! – почти в ужасе оборачивается он.

– Пожалуйста, пожалуйста! Исполни мою детскую мечту, Сладкий! – орет Лилит. Он прибавляет скорость, и она тоже бежит быстрее. Я удивленно смотрю им вслед до тех пор, пока они не скрываются за поворотом. Я не понимаю, что с подругой, – то ли в ней проснулись фанатские наклонности, то ли она просто отлично играет роль. Когда Лилит, чьи щеки даже под слоем тональника раскраснелись, вернулась, я понимаю, что все вместе. Она, весело смеясь и тяжело дыша, снова садится рядом.