На крыльце, похоже, обо всем договорились. Кацуба похлопалиндейца по плечу, что тот перенес с брезгливой невозмутимостью, подошел к ним:

– Порядок. На рассвете уплываем. Оружия у нас столько, чтоодного «винчестера» можно безболезненно лишиться.

– А что ты ему сказал? – спросил Мазур.

– Да чистую правду, – ухмыльнулся Кацуба. – Невсю, разумеется... Сказал, что там, на Чукумано, – наши враги, которых мы,не исключено, будем резать. Иначе нас могут зарезать первыми. Наш новый другсеньор Бокаси это воспринял абсолютно спокойно: прекрасно вписывается в егомировоззрение и систему философских взглядов. Врагов, понятное дело, надорезать, пока они тебя первыми не зарезали. Одно уточнение: резать вместе с наминаших врагов он не собирается – это мол, наше личное дело. Но, я думаю, и безнего обойдемся, а? Главное, проведет к самым озерам... Пошли за вещами? Я такприкидываю, нужно разбить палатки поблизости от данного домика: чтобы народецвидел Бокаси под охраной слуг правопорядка и не решился бы на самодеятельность,а то без проводника оставят, черти...

...Ночи в этих местах стояли прохладные, но в их крохотнойпалатке было тепло, холода они не чувствовали, расслабленно прильнув друг кдругу, обнаженные, опустошенные. Скомканное легкое одеяло валялось в углу,сквозь проемы, затянутые тончайшей москитной сеткой, просачивались непривычныедля Мазура запахи здешней деревенской ночи: пахнет травой, землей, животными, нокак-то и н а ч е, незнакомо...

Голова Ольги лежала у него на груди, и он вдруг ощутил хотяи мгновенный, как выстрел, но жуткий, парализующий, неодолимый страх – сновапоказалось, что все это ему чудится. В с е.

Виноват был земляк, черт его подери, питерский поэт Шефнер.Мазуру как-то попалось на глаза его стихотворение, короткое, быть может, неявлявшее собою творческую вершину, но по сути своей жуткое. Шефнер однаждызадался вопросом: а не причудились ли ему последние десятилетия жизни, не естьли это на самом деле молниеносный предсмертный бред умирающего на Второймировой солдата?

Когда Мазуру было тридцать, вирш этот он бегло прочитал изабыл. В сорок – вспомнил, перечитал и содрогнулся. Стареющие мужики подверженывсевозможным иррациональным страхам. Доктор Лымарь как-то заявил, что такуювот, с позволения сказать, поэзию следует безжалостно изничтожать, поскольку сего, Лымаря, профессиональной точки зрения это не что иное, как учебное пособиедля начинающего шизофреника, создающее почву для заскока, который попростуневозможно опровергнуть какими бы то ни было логическими, рассудочнымиаргументами. Он даже в очередной из своих запоев собрался было разыскать поэтаШефнера и поговорить по душам, но потом как-то рассосалось...

Словом, иногда, крайне редко, в минуту особенной тоски иусталости, прошивал этот пронзительный, щемящий страх. Конечно, всерьез он вовсе это не верил и, безусловно, далек был от любых проявлений сумасшествия, нокак быть, если однажды тебя бросает в пот от мысли: а что, если погоня все-такидогнала, и на самом деле ты валяешься сейчас где-нибудь в саванне, глазатускнеют, холодеет тело, поисковая группа еще осторожничает, приближаются неспеша, держа наготове автоматы, удерживая рвущихся с поводков овчарок, нопередний видит, что с тобой все кончено, и подает остальным ободряющий знак?Только угасающий мозг еще работает с невероятной быстротой, и в доли секундытебе снятся д е с я т к и лет жизни, со всеми деталями и подробностями, сзапахами, звуками и ощущениями, с новыми встречами и расставаниями,достижениями и провалами...

Ольга пошевелилась, примостилась уютнее.

– Слушай, – сказал Мазур. – Что, собственно, ониот тебя хотели? Виктория и компания? Не было времени подумать, а сейчас вотвспоминаю п о к а д р о в о... Они на нас сразу махнули рукой, за тебя взялисьсо всем старанием...

– Да пустяки, – сказала Ольга, не поднимаяголовы. – Эти идиоты, знаешь ли, заодно с доном Себастьяно вынеслисмертный приговор и мне. По поводу все того же ультиматума. Я тогда тоже была втелестудии, вместе комментировали эпохальное послание, да вдобавок я с их точкизрения распоследняя империалистка, потому что отказываюсь передать своесостояние на нужды революции... У меня дома тоже где-то валяется такая жеписулька, однотипная той, что Авила держит в рамочке на стене.

– Так, значит, это за т о б о й охотились, а не занами? – вырвалось у Мазура.

– Очень похоже, – безмятежно сказала Ольга. –Вы-то их интересуете постольку-поскольку... Еще один козырь для торга, только ивсего. Уж прости, если это чем-то задевает твое мужское самолюбие, милый... Ана меня они и в самом деле охотились весьма целеустремленно...

– И ты с нами поехала?!

– А чихала я на этих придурков, – сердито сказалаОльга. – Чтобы в собственной стране нужно было жить с оглядкой на этих?!

– Знал бы я раньше...

– Ну, и что бы ты сделал? А? – тихонько рассмеяласьона. – Влад, меня можно было остановить одним-единственным способом – ногусломать. Или руку. Или шею. Но ты вряд ли когда-нибудь на такое решишься,verdad? Не переживай. Не так страшен дьявол, как его рисуют...

– Малюют.

– Вот именно, малюют. Ты заметил, что всякий раз вы их легкобьете даже при численном превосходстве с их стороны? Нынешняя герилья пока чтоне особенно опасна. Эчеверриа мне как-то подробно объяснял... Понимаешь, любыепартизаны делятся на «терминаторов» и «истериков». «Терминаторы» проходятсерьезную подготовку, часто опираясь на другие страны, вот они в с е р ь е зопасны. «Истерики» же – начинающие, любители. Есть оружие, этот ихреволюционный порыв, фанатизм и злоба – но нет должной подготовки инатасканности. Обстрелять поезд, подложить бомбу, напасть скопом на окраинныйполицейский участок, листовочки расклеить, в спину кому-нибудь пальнуть наулице – это они умеют. Но любой человек с соответствующей подготовкой кладет ихв штабеля...

– Вообще да, – сказал Мазур. – Примерно так иможно сформулировать.

– Они пытались кое-что сделать, но единственныйпо-настоящему серьезный тренировочный лагерь тигрерос разгромили почти сразуже, сцапали почти всех нанятых инструкторов, а потом уже не давали развернутьчего-то даже отдаленно похожего, обрубили выходы за рубеж... Впрочем, даже сопытными людьми случаются самые позорные промахи. Взять Че Гевару – казалосьбы, профи, теоретик и практик, прямо причастный к победе герильи на Кубе. Нопотом, в Боливии, он вел себя, как вырвавшийся поиграть в индейцев мальчишка,их моментально ликвидировали...

– Бог ты мой, – сказал Мазур. – Как мы когда-то вюности любили этого Че... «Прошел неясный разговор, как по стеклу радара, чтогде-то там погиб майор Эрнесто Че Гевара...»

– Это что, ты написал?

– Где там. Настоящий поэт, известный...

– Это понятно, – сказала Ольга. – Мы тоже лет вчетырнадцать – я про монастырскую школу – держали его портретики под подушкой,мы все тогда были ужасно левые, барышни из лучших семей... За портретики насоднажды выпороли, что нам только прибавило левизны. Вообще, я думаю, он мог быстать хорошим поэтом. Ты не читал его письмо из Боливии лидеру аргентинскихповстанцев? Нет? Слушай: «Сквозь пыль из-под копыт Росинанта, с копьем,нацеленным на преследующих меня великанов, я спешу передать вам это почтителепатическое послание, поздравить с Новым годом и крепко вас обнять. Своипожелания я доверил мимолетной звезде, повстречавшейся мне на пути по волеВолшебного короля...» – Она коротко, зло вздохнула. – Вот только, когдавзрослеешь, начинаешь понимать, что эти левые поэтические натуры, дай им волю,кровью все зальют, до горизонта. – Ее тонкие пальцы сжали плечи Мазурапочти до боли. – И надо их стрелять, стрелять, если нельзя иначе... –И вновь расслабилась, тихонько рассмеялась. – Знаешь, а за эту сучку и всамом деле орден полагается. Министр внутренних дел поклялся честным словомкабальеро, что в течение часа добьется от президента ордена для любого, ктоприкончит Викторию, Пабло или Эстанислао... Будь этот герой хоть распоследнимвисельником из бандитских кварталов столицы... Серьезно. «Санта-Роса», смечами, красивая штука, носится на правой стороне груди, дает определенныепривилегии... Когда вернемся, я скажу дону Себастьяно, а тот позвонитминистру...