(я хочу…) Он сообразил, что онемевшие голосовые связки непропускают слова и попробовал еще раз.

– Я хочу видеть управляющего. Я… думаю, он не понимает. Мойсын не является частью всего этого. Он…

– Мистер Торранс, – сказал Ллойд. Из недр лица, которое чумарасписала красной охрой, шел отвратительно-любезный голос. – С управляющим вывстретитесь в должное время. Честно говоря, он решил сделать вас довереннымлицом в этом вопросе, посредником. Ну, пейте же, пейте.

Джек поднял стакан сильно трясущейся рукой. Там оказалсячистый джин. Он заглянул внутрь. Смотреть было все равно, что тонуть.

Его соседка невыразительным, мертвым голосом запела:

Деньги на бочку…

и мы развлечемся на славу…

Ллойд подхватил. За ним – человек в синем костюме.Присоединился и человек-собака, одной лапой отбивая по столу такт.

Ну-ка деньги на бочку…

развлечемся на сла-а-ву…

Время бочку выкатывать…

К прочим голосам прибавился голос Дервента. Из уголка губпод углом небрежно торчала сигарета. Правая рука, обнимая за плечи женщину всаронге, деликатно и рассеянно ласкала ее грудь. Он пел, глядя начеловека-собаку с веселым презрением.

– …банда вся собрала-ась…

Джек поднес бокал ко рту и тремя большими глотками осушилего. Прокатившись вниз по пищеводу, как грузовик по тоннелю, джин взорвался вжелудке, рикошетом бросился в голову и там, в последнем приступе судорожнойдрожи, вцепился в мозг Джека.

Когда это прошло, Джек почувствовал себя отлично.

– Повтори, будь добр, – сказал он и подтолкнул к Ллойдупустой стакан.

– Да, сэр, – ответил Ллойд, забирая его. Ллойд сновавыглядел абсолютно нормально. Смуглый мужчина спрятал пистолет. Женщина справаот Джека опять смотрела в свой «сингапурский слинг». Одна грудь, полностьюпоказавшаяся из-под платья, лежала на кожаной обивке стойки. Из дряблого рталились бессмысленные причитания. Снова, сливаясь и сплетаясь, послышаласьневнятная речь.

Перед Джеком появилась новая порция спиртного.

– Мучас грасиас, Ллойд, – сказал он, взяв бокал.

– Всегда приятно услужить вам, мистер Торранс, – Ллойдулыбнулся.

– Ты, Ллойд, всегда был лучше всех.

– О, спасибо, сэр.

На этот раз Джек пил медленно, позволяя жидкости струйкойзатекать в горло. На счастье он проглотил несколько орешков. Выпивка исчезламгновенно и он заказал еще. Мистер Президент, я встретил марсиан и раддоложить, что они настроены дружелюбно. Пока Ллойд занимался следующей порцией,Джек принялся искать по карманам четвертак, чтоб сунуть в музыкальный автомат.Он опять подумал про Дэнни – но теперь, к его радости, лицо Дэнни сталонеясным, неразличимым. Однажды он причинил Дэнни боль, это случилось до того,как Джек научился справляться с выпитым… но эти дни миновали. Больше он никогдане обидит Дэнни.

Ни за что на свете.

Джек танцевал с прекрасной женщиной. Он понятия не имел,сколько сейчас времени, сколько он уже пробыл в «Колорадо» или здесь в бальномзале. Время потеряло значение.

Джек смутно припоминал: вот он слушает человека, которыйнекогда был преуспевающим радиокомиком, а потом, на заре эры телевидения, сталзвездой варьете. Тот рассказывал страшно длинный и смешной анекдот прокровосмешение между сиамскими близнецами. Вот на глазах у Джека женщина вразукрашенном лифе и шальварах медленно извиваясь раздевается под несущийся измузыкального автомата стук и грохот (похоже, это была музыка Дэвида Роуза к«Стриптизерке»). Вот он идет по вестибюлю в компании еще двух человек, оба егоспутника – в вечерних костюмах по моде конца десятых годов, и все троераспевают про засохшее пятнышко на панталонах Рози О'Греди. Кажется, Джекпомнил, что выглянул из большой двустворчатой двери и увидел повторяющие изгибподъездной дороги изящные округлые арки, очерченные гирляндами китайскихфонариков. Они светились мягкими пастельными тонами, как тусклые драгоценныекамни. На крыльце горел большой стеклянный светильник в виде шара, порхающиевокруг ночные насекомые бились об стекло, и какая-то частичка Джека – возможно,последняя крошечная искорка трезвости, – пыталась втолковать ему, что уже шестьчасов декабрьского утра. Но время отменили.

(доводы, опровергающие безумие, с мягким шорохом падалинасквозь, слой за слоем…) Кто это? Какой-нибудь поэт, которого Джек читал навыпускном курсе? Какой-нибудь поэт-недоучка, который теперь торгует чистящимисредствами в Уосоу или страховыми полисами в Индианаполисе? Может быть, это онсам придумал? Неважно.

(ночь темна, звездный купол высок, изуродован сладкий пирог,и плывет он по небу ночному…) Джек беспомощно хихикнул.

– Что смешного, милый?

Джек снова очутился в бальном зале. Горели канделябры,повсюду кружились пары, кто-то в костюмах, кто-то – нет, ровно играла какая-топослевоенная группа – но которая то была война? Можно ли сказать точно?

Нет, конечно нет. Точно Джек мог сказать только одно: онтанцует с прекрасной женщиной.

Высокая, с волосами цвета опавшей листвы, одетая в тесноприлегающий белый шелк, она танцевала близко-близко, легонько, приятноприжимаясь грудью к груди Джека. Белые пальцы сплелись с его пальцами. На нейбыла усыпанная блестками черная полумаска, а зачесанные на сторону волосымягкой поблескивающей волной лились в ложбинку между их соприкасающимисяплечами. Юбка у платья была длинной, до полу, но время от времени Джек касалсяногой ее бедра и в нем крепла уверенность, что под платьем – гладкая, припудреннаянагота.

(чтоб лучше почувствовать твою эрекцию, милый) Ему жещегольнуть было нечем. Если это ее оскорбляло, она это хорошо скрывала, дажеприжималась к нему теснее.

– Ничего смешного, прелесть моя, – сказал он, хихикнув.

– Ты мне нравишься, – прошептала она, и Джек подумал, что ееаромат напоминает аромат лилий, прячущихся в укромных расселинах, заросшихзеленым мхом, куда солнце заглядывает ненадолго, а тени длинны.

– Ты мне тоже нравишься.

– Если хочешь, можно пойти наверх. Я должна быть с Гэрри, ноон даже не заметит. Он слишком занят тем, что дразнит бедняжку Роджера.

Мелодия закончилась. Раздался плеск аплодисментов, а потоммузыканты почти без паузы рванули «Тональность индиго».

Джек посмотрел поверх обнаженного плеча партнерши и увиделДервента, который стоял у стола с напитками. С ним была девушка в саронге. Назакрытом белой скатертью столе выстроились в ряд ведерки со льдом, в них –шампанское. В руке Дервента пенилась бутылка. Смеясь, собралась группа людей.Перед Дервентом и девушкой в саронге на четвереньках выделывал нелепые антрашаРоджер, за ним вяло волочился хвост. Роджер лаял.