Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погоди, у тебя, кроме Ландыш, были еще Петр Иванович и его жена. Они, наверное, с удовольствием поливали бы цветочки во время твоего отсутствия. Или я чего-то не знаю?
– Конечно, тетя Аня приглядела бы за квартирой. Но у меня тогда в голове точно был полный раздрай, и казалось, что, если в квартире будет кто-то жить, то мне будет спокойнее. Так что, получается, это я Лидке предложил свою квартиру вместо дорогой, съемной.
Он еще немного подумал и уточнил:
– Конечно, я. Ей такой вариант и не снился, тем более что она знала уже тогда про Ландышку, и иллюзий насчет меня у нее не было. Хотя она сама мне позвонила и пожаловалась на жизнь, мол, квартиры нынче дороги.
– А что, были какие-то иллюзии? Иван помялся, потом нехотя сказал:
– Да не иллюзии, а надежды на то, что я как молодой здоровый мужик не устою перед ее прелестями.
– А ты устоял? – недоверчиво поинтересовался Алексей.
– А вот устоял, – с гордостью констатировал Иван. – Слушай, ну пустил ты знакомую пожить в твоей квартире. А условия какие-то обговаривал?
– Какие условия?
– Ну, не знаю, кто за квартиру платить будет, за телефон, можно ли знакомых приводить.
– Видишь ли, насчет знакомых, как ты изволишь выразиться, у меня тогда мыслей не было. А когда я однажды приехал внезапно, то, конечно, был удивлен, что по моей квартире разгуливает какой-то ферт в тапочках. Но потом я подумал, а зачем ей сдалась моя жилплощадь без ухажера?
Алексей вспомнил, что Лидия говорила про хоромы и подтвердил:
– Действительно, ни к чему.
– А я что говорю? И потом, я посмотрел: все вещи на месте, идеальный порядок, барышня и кавалер пользуются своими зубными щетками, ну и так далее. Поэтому я не стал Лидке пенять. Пусть пользуется квартирой по своему усмотрению в рамках, допустимых правилами общежития.
– А ты у нас альтруист, – изумился Алексей.
– Нет, – опроверг его определение Иван, – я – очень корыстный, практический обыватель. Для меня в тот момент было важно, чтобы квартира не оставалась без присмотра и чтобы мамины цветы не погибли. Если бы не было цветов, не было бы сейчас головной боли с Лидкиным участием в этом деле.
– Ишь ты, как повернул, – удивился Алексей, – такую причинно-следственную связь обозначил, что прямо в учебник по следственной практике вставляй. Слушай, давай поедим, а то я уже слюной истек, – совсем по-свойски вдруг заявил он.
И правда, еда оказалась вкусной. Иван решил, что будет в это кафе, хотя бы иногда, захаживать, чтобы его тоже узнавали, как Алексея. Зависть – низкое чувство, он это знал. Но Алексею позавидовал.
– Ты знаешь, мы вообще-то говорили о пропаже альбома, – вспомнил он, – я к чему завел этот разговор?
– К чему? – с интересом уточнил Алексей.
– А вот к чему. Мне можно рассказывать в холдинге о том, что он потерялся, или нельзя?
Алексей с удивлением посмотрел на собеседника, даже брови подскочили кверху:
– А что, есть такая потребность – всем рассказать о своих проблемах?
– Да нет, – досадливо перебил Иван, – просто я сегодня посещал хранилище, увидел тетины драгоценности и сообразил, что не знаю, все они или чего-то не хватает. Описи нет, альбома нет. Хотя главный художник, – он полез в карман пиджака, достал оттуда блокнот и заглянул в него и торжественно провозгласил: – ага, вот – Роберт Артурович Ингвер считает, что все драгоценности подлинные. Я как думал? Я думал, что дядю убили, чтобы скрыть хищения, в том числе ювелирных украшений, принадлежащих нашей семье. Но в холдинге все работают, как обычно, никто за границу не улепетнул.
Он замолчал, а потом спросил:
– Слушай, а ничего, что мы Масленникова в Альбион отправили?
Эка, как выражается, «в Альбион», ты погляди!
– Он под присмотром, причем под очень плотным присмотром. Это тебе для общего сведения. А вообще, он точно никого не убивал, но, если хочешь еще раз услышать мое мнение, он не на своем месте. Отправь его на пенсию, или пусть такую же должность себе присматривает где-нибудь в фирмочке поменьше. Андестенд?
Ивана так забавляло, когда люди произносили английские слова с нижегородским акцентом, что он не выдержал и засмеялся. Алексей не понял, что его насмешило, но, на всякий случай, засмеялся тоже. Поели, отсмеялись, посидели. Видимо, именно так зарождается взаимная симпатия. Иван помаялся, но все-таки спросил:
– А может быть, в ресторан завалимся?
– Нет, спасибо, мне надо домой, у меня там… цветы полить надо.
Он не сказал про Наталью. Просто не сказал – и все. Кажется, это называется «проявил благородство», хотя просто не сказал. Ведь не понятно, что подумает Иван Горчаков о том, что она живет сейчас у Алексея. Заметьте, «У» Алексея, а не «С» Алексеем. Пусть считает, что она где-нибудь на конспиративной квартире скрывается. Кстати, и Анатолия Дмитриевича он тоже предупредил, чтобы ни одна душа. А то не ровен час узнают совсем не те, кому нужно знать. А Иван всетаки ему, Алексею, соперник. Соперник, соперник, как ни крути. Образован, в самом расцвете сил, карьерный дипломат, а самое главное, богат, как Крез. И Наталье, кажется, нравится. Вон как у нее глаза сияют, когда он рядом. При виде Алексея глаза… кажется, тоже сияют, но по-другому. Наверное, его она воспринимает как братишку, а Иван – жених по всем статьям, только разберется со всем криминалом, который обрушился на его бедную, то есть богатую голову.
Что-то Иван ничего не понял насчет цветов. Это Алексей пошутил или иронизирует? Ладно, пусть себе шутит, только бы дело хорошо делал.
А Наталья бродила по чужой квартире, не зная, чем заняться. Собирались вчера в такой спешке, что она не подумала о том, что у нее вдруг появится масса свободного времени. Можно было забрать ноутбук и писать свою научную работу. А какая бы польза была! Хотя, может быть, у нее с собой флешка. Надо порыться в сумке, вот тогда ее сидение в четырех стенах будет хотя бы не бесполезным. Флешка, конечно, нашлась, но компьютера в квартире, похоже, не было. Как он живет без компьютера? Или он ему дома не нужен? Вообще, что она знает об Алексее? Что он хорошо готовит – это раз. Что он хорошо танцует – это два. Что он классно выглядит в смокинге – это три. Что он откровенно понравился всем ее родственникам – это четыре. И, наконец, он очень нравится самой Наталье. Конечно, надо еще присмотреться, ведь есть еще Иван Горчаков – предел ее недавних мечтаний.
Она до сих пор помнит то ощущение, когда обняла его, рыдающего, на поминках. У него оказались поженски мягкие руки – нежные и теплые. Но, когда он ее в ответ обнял, руки почему-то стали железными и ухватистыми. Это было очень приятно, даже в такое печальное время. Они бы еще долго могли стоять обнявшись, если бы не его нахальная знакомая. А потом Иван надолго потерялся. Она регулярно ходила к следователю, выслушивала его бредовые вопросы, устало повторяла одно и то же каждый раз, что она никого не убивала. А Ивана рядом не было. Зато был постоянно в поле зрения милиционер Алексей, который ничего от нее не хотел, но, кажется, помогал, как мог, доказать ее невиновность. И сейчас он с ней возится, прячет, охраняет, устраивает ее дочке безопасные прогулки в сопровождении незаметных охранников. Интересно, это он в силу служебной надобности делает или из-за хорошего отношения к ней? Или он просто хороший человек и помогает всем женщинам, попавшим в сложное положение? У него тоже нежные сильные руки. Во время танца она это почувствовала. Он вел ее уверенно, как будто знал, что она умеет и любит танцевать. А ведь могло быть и по-другому. Вдруг она не танцует вальс? Хотя сейчас такое время – вся продвинутая молодежь танцует, а если не танцует, то учится вальсировать. Без вальса на Венском балу в Кремлевском дворце делать нечего, как и без мазурки, и танго, и польки. Вот какая метаморфоза. Наталья-то, конечно, с раннего детства с удовольствием сначала плясала в ансамбле «Светлячок», потом стала заниматься классической хореографией, потом – бальными танцами и танцевала всегда хорошо. Поэтому и вальс у них в ресторане получился классный. А как он смотрел на нее! С любовью, правда, с любовью, нежным, откровенно восхищенным взглядом. Она поддалась его настроению и тоже стала смотреть в его глаза. На некоторое время она впала от его взгляда в романтическое настроение и даже решила, что, если он ее поцелует, она не будет возражать. Но никакого поцелуя не случилось, и Наталья слегка разочаровалась в своем кавалере. Вот Иван, наверное, поцеловал бы ее после такого танца. Хотя, может быть, он и танцевать-то не умеет.