царицы, но и принцессы с принцами. На сегодняшний день обнаружено почти сто усыпальниц.

Когда машины тормозят перед долиной, раскинувшейся за поминальным храмом Рамзеса III, обычного наплыва туристов еще нет. Охранник разрешает нам ехать дальше, хотя обычно этот путь нужно преодолевать пешком. Мысленно отмечаю, что у Исрафила и в самом деле неплохие связи.

Азраэль отпускает мою ладонь, пока мы вылезаем из автомобиля, и больше не берет меня за руку, когда мы шагаем к входу в гробницу. А мне сейчас бы не помешала чья-нибудь поддержка.

Внезапно у меня на локте повисает Кимми:

– Мне так интересно, что Соломон оставил в этом месте.

Вчера за ужином я рассказала всем о своей находке и о том, к каким выводам мы с Сетом и Намиком пришли в отношении картуша. Гор ясно дал понять, что думает по поводу подобной интерпретации, но здесь скорее замешан тот факт, что в решении загадки участвовал Сет. Я ожидала, что Азраэль максимум сегодня утром заговорит со мной о «посиделках» с Сетом, однако он этого не сделал, а прошлым вечером очень быстро скрылся в своих покоях. Я не собираюсь спрашивать у него, жалеет ли он о вчерашних поцелуях, потому что сама определенно ни о чем не жалею.

Гробница состоит из нескольких следующих друг за другом залов, от которых ответвляются пять боковых камер. Лестница ведет в первый зал-вестибюль, от которого отделяется большая боковая камера. К залу, в свою очередь, присоединяется еще одна лестница, ведущая в главное помещение гробницы. В этом главном помещении находятся четыре почти квадратные колонны, высеченные в скале и предотвращающие обрушение потолка. К залу присоединяются еще три комнаты. Тут мы тоже планируем сосредоточиться на настенных росписях. Известняк, из которого вырезана гробница, сначала смазывали специальным раствором, чтобы создать на нем искусные рельефные изображения. Однако постоянно проникающая сюда влага от дождей и жар пустыни сказывались на штукатурке, заставляя ее трескаться. Кроме того, пары́ от дыхания и пота посетителей привели к образованию солевых кристаллов, которые все больше увеличивались в размерах. Именно по этой причине усыпальница много лет была закрыта, а потом тщательно отреставрирована. Только благодаря таким мерам у нас появилась возможность сегодня изучить рисунки. Ничего не перекрашивалось, поэтому картины выглядят так же, как и три тысячи лет назад. Даже кляксы от капающей краски на полу никуда не делись.

Намик составил список рекомендаций, где записано, кому из нас какое помещение следует осмотреть. Здесь всего семь залов, по которым мы и распределяемся. Начинаем снизу и постепенно поднимаемся вверх. Стены камер расписаны разноцветными иероглифами и древнеегипетскими рисунками. Персонажи выглядят невероятно реалистично. В воздухе ощущается легкая затхлость, а в нижних помещениях сыро и заметно холоднее, чем в залах наверху. Я продвигаюсь от картины к картине. Росписи настолько сложные и многогранные, что кажется практически немыслимым что-то обнаружить. Азраэль работает на соседней стене. Мы тщательно проверяем каждый иероглиф, однако за часом тянется час, а ничего не находится.

Я выпрямляю спину и потягиваюсь, поворачивая голову из стороны в сторону, потому что у меня затек затылок. Внезапно в зал забегает Сет:

– Нужно уходить. Приближается буря, причем необычная.

– Калима? – настороженно спрашивает Азраэль.

– Ее кровавый дождь уже заслоняет солнце, – подтверждает бог. – Мы слишком поздно заметили. Все ведь были внизу. Саида отправила посланника. Остальные уже ушли.

Азраэль подходит ко мне и подталкивает вперед. У мужчин такие обеспокоенные лица, что я ускоряю шаг и не обижаюсь на столь властное поведение. Мои родители погибли в песчаной буре. Я слишком хорошо знаю, что такое надвигающаяся калима. Она несет мрак, разрушение и смерть. Люди считают, что калима – просто погодный феномен, но это нечто большее. Это богиня, которая превратилась в демоницу, когда ее изгнали аристои. С тех пор по необъяснимым причинам ее гнев направлен исключительно на людей. Мы с Малакаем выжили лишь потому, что в тот день родители не разрешили нам отправиться на раскопки вместе с ними. Я ужасно из-за этого разозлилась, и мой последний разговор с мамой превратился в ссору, потому что она заставила меня вместо раскопок учить греческие слова. Никогда себе не прощу, что перед отъездом не сказала, как сильно я ее люблю.

– Мы ничего не нашли, – выдавливаю я.

– Завтра вернемся, – обещает Азраэль, и мы торопимся вверх по лестнице. Еще у ее подножия слышно завывания бури. Добравшись до последнего помещения перед выходом, ангел меня останавливает. – Подожди, – велит он. – Разве нам не лучше будет переждать ураган здесь? – поворачивается он к Сету.

– Я бы не советовал. Она придет не одна.

Азраэль кивает, но я уже не обращаю внимания на них обоих, направляясь к росписям совсем рядом с входом. Там находится самое известное изображение царицы. Я останавливаюсь прямо перед этим рисунком. Богатство красок в нем неописуемо, а разнообразие фигур поражает. Я рассматриваю лицо царицы, которую так сильно любили. Рамзес, наверное, все бы для нее сделал. Даже похоронил ее с невероятной пышностью, хотя она, как известно, была даже не аристократического происхождения. Затем мой взгляд падает на ящичек на столе перед ней. Мы ищем ящик, шкатулку, картуш. Игра, с которой запечатлена Нефертари, включает в себя все три предмета. К сожалению, изображение расположено чересчур высоко, а прямо под ним – вентиляционные трубки для гробницы. Чтобы нормально его изучить, мне понадобились бы лестница и время.

– Нефертари любила сенет, – произносит Сет с напряжением в голосе. – Я часто видел, как они с Рамзесом в него играли.

– Пойдем, – командует Азраэль, однако я не двигаюсь.

Сенет – это настольная игра, какой мы знаем ее сегодня. Прямоугольная доска с ровно тридцатью игровыми полями. По десять в каждом ряду. Играли фигурками разной формы и так называемыми игральными костями. Впрочем, самое интересное тут не сам процесс, а тот факт, что игровая доска – это ящичек, который открывается, чтобы можно было убрать туда фигурки.

Сет подходит ближе к рисунку. Будучи выше ростом, он окидывает взглядом ящик и стоящие на нем фигурки. У меня перехватывает дыхание, когда вниз по лестнице начинает сыпаться песок из пустыни.

– Вот здесь, – внезапно произносит Сет. От волнения его голос звучит глухо. Бог не прикасается к картине, а просто указывает на засечку на одной из черных фигурок на доске. Ее можно принять за трещины в штукатурке. – Видите?

Я встаю на носочки, а Азраэль наклоняется над моим плечом.

– Имеешь в виду эти тонкие линии? Выглядит так, будто их прорезали позже.

– Именно, – подтверждает Сет. – Под ними видно цвет штукатурки. Раньше их наверняка было