Струя жгучего, сладковатого газа ударила ей лицо. Соняхотела крикнуть, но не хватало воздуха. В горле страшно запершило, из глазбрызнули слезы. Она чувствовала, как ее втянули в машину, бросили на заднеесиденье, но тело стало ватным, сопротивляться она уже не могла. Головазакружилась, Соня потеряла сознание.

– Только не гони, – сказала женщина, – нарвемся нагаишников.

– Надолго она вырубилась? – спросил мужчина, нажимая напедаль газа. Доехать успеем?

– Не хватит – добавим, – успокоила его женщина.Темно-вишневый «жигуль» выехал из арки на площадь, через несколько тихихпереулков свернул на Садовое кольцо и затерялся в потоке машин.

Водитель вел машину очень аккуратно, соблюдая все правиладорожного движения.

– Значит, вы, Верочка, замуж за него собрались? – СеменИзраилевич покачал головой. – Ладно, оставим это без комментариев. Антоша, тымне скажи честно, ты дома не живешь потому, что от милиции прячешься? Что там утебя за проблемы с налогами?

– Нет. От милиции я не прячусь. На наш «Стар-Сервис» наехалибандиты. Ну и налоговая полиция. Впрочем, мне кажется, они друг с другом былитесно связаны. Просто кому-то мы дорогу перебежали. С нашей стороны – никакогокриминала. Мелкие грешки, конечно, были, но это как у всех. Без этого бизнесане получается. Хотя при желании можно раздуть и до криминала. И желание такоевозникло, правда, до сих пор не знаю, у кого именно. А что?

– А то, что мне придется сейчас позвонить на Петровку.

– Можно, я сначала домой позвоню? – спросила Вера. – У меняребенок один дома.

– Ваш? Сколько лет?

– Десять, – Вера взяла радиотелефон с журнального столика, –это дочь моей близкой подруги, она живет сейчас у меня, родители в отъезде, –объясняла она, слушая протяжные гудки.

– Может, Соня с собакой вышла погулять? – предположил Антон,заметив, как Вера все больше бледнеет.

– Может быть. – Она нажала кнопку отбоя и отдала телефонСемену Израилевичу.

Прежде чем звонить на Петровку знакомому генералу, старыйадвокат записал адрес Веры,

До дома они доехали за полчаса.

– Подождите, – уговаривал Антон по дороге, – не нервничайте.Еще ничего не началось. Кац уже звонит генералу, этого Сквозняка ищет чуть лине вся Петровка.

Вера молчала. Она ненавидела себя за то, что не догадаласьсегодня утром сделать одну простую вещь: взять Соню с собой, не оставлять ееодну. Да, неловко заявляться к незнакомому человеку с ребенком. Да, было раннееутро, и Соня еще спала, к тому же до разговора с адвокатом ситуация все-таки невыглядела столь кошмарно. Много можно придумать всяких разумных оправданий. Нофакт остается фактом: ребенок один в квартире, у бандита, профессиональногоубийцы, есть от этой квартиры ключ, жизнь ребенка может стать самым весомымаргументом в его руках, и он это прекрасно понимает.

– Верочка, у нас с вами есть какой-нибудь план? – спросилАнтон, выруливая на Новослободскую, – нам обоим сейчас лучше всего исчезнуть,пока его не возьмут. Захватим Соню, собаку, и можно поехать в Александров. Таму меня тетя и мама.

– А моя мама? Ей нельзя позвонить, она на вызовах. Я же немогу ей передать через регистратуру, что мой жених Федор оказался бандитом покличке Сквозняк и домой ей лучше не приходить, а переночевать у приятельницы?После вызовов у нее прием с четырех до шести. И вообще, его могут не взять,если мы исчезнем. Ему нужны вы, ну и я, конечно. Мы с, вами сейчас вроденаживки. Вы чтобы узнать важную для него информацию, а я – чтобы убить меня каксвидетеля. Наверное, для того же ему нужны Соня и моя мама. Семен Израилевичсказал, этот Сквозняк не попадается потому, что уничтожает свидетелей.

– Меня он тоже убьет, как только я отдам ему листочек сфаксом.

– Не обязательно. Без вашей помощи он вряд ли разберется,что это за адрес. Он ведь даже не знал, как должен выглядеть нужный ему факс.

Они уже въезжали во двор, и Вера замолчала. Сердце гулкоколотилось. Из квартиры был слышен нервный лай Моти. Пес рвался, скреб лапамидверь. У Веры так дрожала рука, что она не могла попасть ключом в замочнуюскважину.

– Верочка, только спокойно. Не сходите с ума раньше времени.Она могла просто уйти гулять, – сказал Антон, когда они оказались в пустойквартире.

– Пойдемте во двор, искать, – Вера пристегнула поводок, –если бы она гуляла, собака была бы с ней. Она бы не оставила Мотю. С ним никтоне выходил с раннего утра. Видите, как рвется.

На улице Мотя поволок их не к собачьей площадке, где обычноделал свои дела, а в центр двора, к проезжей части, оттуда к арке. Вера струдом удерживала поводок. Пес остановился в арке, громко завыл, стал быстронюхать асфальт, подбежал к стене, заскулил, поскреб лапой в углу. Потом,напряженный, дрожащий, сел и ткнулся мордой в Верину ладонь. В зубах он держалбольшую пластмассовую заколку с нарисованным пятнистым далматинцем.

* * *

Соне еще никогда в жизни не было так худо. Она не моглашевельнуться, тело не слушалось, было каким-то чужим. Голова Сильно кружилась,болели глаза, язык распух и стал сухим, наждачным. Ей казалось, она сейчасумрет, и это было так страшно, что она попыталась закричать. Но крик получилсясовсем тихий, слабый, словно в кошмарном сне. Хочешь позвать на помощь,открываешь рот, но звука нет, тебя никто не слышит. Хочешь побежать и тут жепадаешь. Мягкие ватные ноги подкашиваются, не держат.

Громко орала музыка. Это был тяжелый рок, от него ещесильней раскалывалась голова. Соня чуть приоткрыла глаза и сначала увидела, какмимо открытого окна мчатся деревья. Солнечный свет быстро пульсировал сквозьлиству. Она подумала: все хорошо, ничего страшного. Она заболела, ее везут вбольницу. Но почему так орет музыка? Надо сказать, чтобы сделали потише.

Однако уже в следующую секунду она вспомнила, что произошло.Ее украли, похители. Это люди Федора. Орать и драться бесполезно. Они могутубить.

Преодолевая ужас и дурноту, Соня стала соображать, как лучшепоступить сейчас: притвориться, что не очнулась еще, или все-таки попробоватьоткрыть дверь и выпрыгнуть из машины.

Соня полулежала на заднем сиденье, откинув голову и вытянувноги. Машина мчалась с большой скоростью, не меньше ста двадцати. Дверизаблокированы. Рядом с Соней сидела худая женщина с короткими крашенымиволосами. Не поворачивая головы, чуть скосив глаза, Соня увидела востроносыйпрофиль, черно-белые пряди торчали во все стороны, как шерсть мокрой крысы. Вухе поблескивали три сережки, на шее болтались дешевые голубые бусы. Женщинебыло не больше тридцати. Она не смотрела на Соню, сидела, уставившись вперед,на бегущее под колеса ухабистое подмосковное шоссе.