его тонких губ под острым хищным носом. И, судя по выражению его пытливых коричневых глаз, чувства эти были взаимны. Хоть он и скрывал их под напускным радушием и приветливостью.

— Раз уж я здесь оказался… — начал, было, он, но я перебил его.

— Интересно, что же ты делаешь?

Похоже, мой холодный тон нисколько его не смутил. Себекхотеп продолжал улыбаться.

— Госпожа Бастет повелела мне произвести счет драгоценностей — составить опись того, что следует отправить к месту тайника, а что разделить между воинами.

Я насмешливо отвел руку в сторону:

— Это место похоже на склад драгоценностей?

— Нет, конечно. Оно там, — египтянин указал тонким пальцем на южную оконечность лагеря, но я не увидел ничего, кроме песков. Словно прочитав мои мысли, Себекхотеп добавил. — Отсюда не видно, но у нас там вырыто большое углубление, куда мы временно складываем все награбленное, пока не проведем расчеты.

— И что же заставило тебя оторваться от столь важного дела? — спросил я, уперев руку в бок.

В этот момент из своей палатки показался Гасан. Бросив на нас пугливый и затравленный взгляд, он засеменил вниз по склону холма в ту сторону, где Ранаи продолжал развешивать куски верблюжатины для сушки. Рубаха по-прежнему торчала из его штанов, но он, хотя бы, удосужился надеть сапоги.

— Я услышал ваши крики, — проворковал Себекхотеп, — решил, вдруг вам понадобится помощь в укрощении буйного пьяницы?

«Ах ты, паршивый египтянишка. Н-е-е-т, даже не надейся — ты не выведешь меня из себя!».

— Как видишь, помощь мне не требуется. Так, что можешь вернуться к выполнению прямого приказа. Бастет будет недовольна, что ты тратишь время на разговоры со мной.

— Но госпожа явно смилостивится, когда узнает, что я прервал свою деятельность, дабы обеспокоиться за состояние господина Саргона, — Себекхотеп снова поклонился. На этот раз ниже обычного. И у меня возникло дикое желание врезать со всей силы ему ногой по зубам. Лишь неимоверным усилием воли я заставил себя не воплощать это желание в жизнь.

— Возвращайся к расчетам, — как можно спокойнее, произнес я.

— Как скажете, господин, — улыбка египтянина расплылась еще шире, буквально растянувшись от уха до уха, — не смею больше докучать вам своим присутствием.

Себекхотеп развернулся и медленно направился к схрону. Его плечи были слегка опущены, а ноги в кожаных сапогах равномерно вышагивали по песку, подбрасывая в воздух мелкие песчинки. Глядя ему в след, я чувствовал, как гнев медленно уступает свое место тревоге.

«Теперь понимаю, почему Бастет его ненавидит!».

* * *

Вернувшись в шатер, я в порыве злобы сильно ударил ногой об кровать. Боль, пронзившую большой палец, даже не заметил.

«Он общался со мной не как подчиненный с главой разбойников. Н-е-е-т, он разговаривал и вел себя так, будто перед ним бедный странник, потрепанный жизнью, а сам он — великодушный муж, снизошедший до жалкого смертного! — я громко выдохнул и осушил остатки воды из кувшина, — ладно, нужно успокоиться и выкинуть его из головы».

Вошел Гасан, неся на бронзовом подносе в точности все, что я повелел. Он аккуратно поставил обед на столик, словно это была невероятно хрупкая вещь и, отойдя на пару шагов, молча встал, переминаясь с ноги на ногу. Живот свело сильной судорогой, поэтому, не теряя времени, я закинул огромный кусок вяленой верблюжатины в рот и стал нажевывать. Только потом обратил внимание на Гасана, продолжавшего стоять с видом провинившегося ученика.

— Тебе что-то нужно?

Он провел по волосам пятерней, словно большим живым гребнем:

— Господин Саргон, я молю о снисхождении, — слегка дрожащим и тихим голосом промямлил Гасан.

— Нет, — твердо отрезал я, выбирая второй кусок.

— Все, что угодно сделаю.

— И что тогда? — я перевел суровый взгляд на него. — Будешь пить без просыху неделями? Зачем мне такой воин вообще нужен?

— Нет, клянусь памятью моих предков! — взмолился мадианитянин. — Никогда более не увидите меня нажратым вдрызг!

— Так что тебе надо, Ламашту раздери?! — я начал терять терпение. Этот тупица не давал мне спокойно поесть.

— Хотя бы два кувшина в неделю, — проскулил Гасан, нервно теребя пальцами рубаху.

Медленно пережевывая верблюжатину, я оценивающе разглядывал его.

«Похоже, вино необходимо этому мужлану сильнее, чем воздух. Странно, что при первой встрече, он не показался любителем заливать внутрь огромные порции хмельных напитков. Тупица да, но не пьяница. Интересно, быть может, он мне пригодится?».

— Два кувшина в неделю, — тоскливо повторил Гасан.

Казалось, он начинал терять всякую надежду на благоприятный для себя исход нашего разговора.

— Два кувшина, говоришь? — задумчиво произнес я, делая вид, что меня беспокоит его проблема.

Тот быстро закивал, причем настолько сильно, что я невольно побоялся, как бы мадианитянин не свернул себе шею.

— И что ты готов сделать, дабы заслужить мое прощение? — проглотив второй кусок, спросил я.

— Все, что угодно, господин!

— Что угодно?

— Все, что угодно!

— Хм, — я отпил воды.

«Мне нужны верные люди. Учитывая наличие предателя — они на вес золота. Себекхотеп сюда явно не входит. А вот Гасан… глуп, но, в какой-то мере, это даже хорошо…».

— Ладно. Два кувшина. Но при одном условии.

— Внимательно слушаю, господин! — в глазах Гасана засиял луч надежды.

— С этой минуты ты постоянно находишься подле меня и выполняешь любые поручения, что я прикажу, причем быстро и без лишних расспросов. Когда я говорю любые поручения, я имею в виду именно любые поручения. Ясно излагаю? Соображаешь или нужно еще немного времени, чтобы протрезветь?

— Я все-все понял, господин! — Гасан вновь быстро заработал головой.

— Тогда возрадуйся, — усмехнулся я, вытирая губы, — ты получил право на два кувшина в неделю.

Глупое лицо Гасана расплылось в тупой широкой улыбке: