– Вот как, – прошептала Корадела, ослепительно красивая, бледная от ярости. – Смотрю, твоему братцу полегчало сразу, как ты разрушила всё, над чем я трудилась.

– Какое счастливое совпадение, ма… – она не успела договорить, потому что в следующий миг что-то словно ожгло щёку, и голова загудела.

Никогда прежде – до сих пор – никто не поднимал на Омилию руку… и она даже представить себе не могла, что подобное может случиться.

– Дрянь, – сказала владетельница просто, и медовая сладость, обволакивающая Омилию столько, сколько она себя помнила, наконец ушла из её голоса.

– Благодарю, – пробормотала Омилия. В висках стучала кровь, и она сама не понимала, что говорит. – Я могу идти, матушка?

– Возомнила себя самой умной? – Корадела как будто её не слышала. – Решила поиграть со мной в игры, девчонка? Я отдала тебе всё… вложила в тебя всю себя без остатка – до последней капли крови, до последнего… Решила всё делать по-своему? Прекрасно. Ты пожалеешь об этом, Омилия. Очень скоро.

Корадела отвернулась от неё и загрохотала каблуками по лестнице вниз с помоста – в кои-то веки она не думала о грации или изяществе, и Омилия вдруг ясно представила себе мать девчонкой, не старше неё самой… обиженной на весь мир, тщеславной…

Опасной.

– Всё кончилось, – прошептала Омилия вслух, чтобы поверить в это. – Я свободна.

«До поры».

Она запрокинула голову, и на разгорячённое лицо упали первые капли дождя. Высоко в небесной синеве пролетал прямо над ней, расправив крылья, далёкий паритель.

Унельм. Истина

Первый месяц 725 г. от начала Стужи

Унельм понятия не имел, как именно Омилия это провернула, но факт оставался фактом. Без лишней шумихи Эрика Строма, кажется, заболевшего в Каделе от отсутствия эликсиров, переместили под опеку кропарей. Препараторам, собравшимся на площади, и вездесущим газетчикам объявили, что по его делу назначены дополнительные разбирательства – но отдел пребывал в недоумении, потому что никаких указаний за этим не последовало.

Зато Лудела, как и обещала, не теряла времени даром. Через шесть дней после их предыдущего разговора они с Ульмом встретились в кабаке под Парящим портом.

Унельм ждал её за чашкой омерзительного кофе и, увидев его, Лудела ахнула.

– Ого! Что это с тобой случилось? Кто-то снова отделал?

– Можно и так сказать. – Все эти дни он почти не спал, и сил шутить у него не было.

Он написал два десятка писем Омилии – писем на все лады, хоть собирай в сборник и издавай, как пособие для несчастных влюблённых, – но ни одно из них не достигло наследницы. Ведела больше не забирала их из назначенного места, и, поболтавшись немного по лабиринтам почтовых труб, все они вернулись назад.

Унельм снова и снова прокручивал в голове их с Мил последнюю встречу, пытаясь понять, где именно сплоховал, в какой момент нужно было действовать по-другому.

Ему не верилось, что больше они не увидятся.

На третий день он отправился в ближайший кабак, где стайками собирались весёлые девчонки, готовые, судя по лёгким платьицам и блестящим глазам, на многое… Там он просидел несколько часов, вяло придумывая бесконечные объяснения, почему он не может потанцевать с одной, не хочет перекинуться словечком с другой… В конце концов его разочарованно оставили в покое.

Ни одна из девушек – пышных, стройных, весёлых, задумчивых – не была Омилией.

Голос разума твердил, что нужно время, чтобы смириться с разрывом… голос сердца – что он никогда не сможет забыть её.

До сих пор он не бывал влюблён по-настоящему и теперь не знал, что делать, куда деваться от этой боли, навязчивой и непроходящей, как зубная.

В своих мечтах он врывался в дворцовый парк, преодолевая сотни препонов и опасностей и вырывал Омилию из рук Химмельнов. Она падала в его объятья, лепетала, что передумала – и садилась вместе с ним на паритель, летевший в Рамаш, Авденалию, Рагадку…

В этих смелых фантазиях, которым раньше, ещё не потеряв её, он даже наедине с собой стыдился отдаться полностью, было возможно всё – поэтому Омилия Химмельн становилась его женой, спутницей, соратницей, любовницей… После этих горячечных выдумок, похожих на сны, ему было только хуже.

– Что, поссорился со своей девчонкой? – спросила Лудела с неприятной проницательностью, и он застонал, уронив лоб на руки.

– Просто расскажи, как дела, Лу. Мне и так тошно.

– Значит, поссорился, – заключила Лу беспощадно, а потом он почувствовал, как её пальцы ласково перебирают его волосы. – Не вешай нос, красавчик из Ильмора. Она к тебе вернётся.

– Не вернётся.

– Да ладно тебе. Ты себя в зеркале видел? Ну, не сейчас… сейчас, по правде сказать, выглядишь неважно.

– Это не поможет. Я всё испортил. Я дурак.

– Повтори это, пожалуйста, ещё разок. Тебе не трудно – а мне приятно слышать.

Ульм не выдержал – улыбнулся.

– Ты ведь позвала меня, не чтобы ободрять шуточками, так, красавица из Химмельборга?

– Увы, нет. Но новости хорошие. – Она достала из сумки и подтолкнула к Унельму пухлый конверт. – Вот. Здесь результаты моей… независимой экспертизы. Разумеется, она должна остаться анонимной – и я не шучу. Мне кажется, твой наставник и сам не захочет шума поднимать… всё подтвердилось, Улли. В организме Рорри Курта столько дряни из Стужи, сколько быть никак не могло. Он должен был взаимодействовать с ненейтрализованными препаратами, причём не раз.

– Значит, я был прав, – выдохнул Ульм. – И, значит, Рорри…

«Не только Рорри. Магнус. Каким-то неведомым, невообразимым образом… Магнус».

Но об этом с Луделой говорить не следовало.

– Спасибо, Лу. Я этого не забуду.

– Не сомневаюсь, – фыркнула Лудела. – Но не переживай. Если всё же забудешь – я сразу напомню.

* * *

Олке долго молчал, изучив содержимое конверта, а потом молча закрыл двери в свой кабинет – и это при том, что, кроме Вэла и Мем, их некому было подслушивать.

– Что ж, Гарт… рассказывай. С самого начала. И не стесняйся повторить то, что я уже слышал.

Они сидели бок о бок, пока не замигали валовые лампы, и только тогда Олке потёр переносицу и сказал:

– Подытожим. Убийца – Рорри Курт, но сейчас у нас нет доказательств, кроме повышенного воздействия ненейтрализованных препаратов на состав его крови… и загадочной смерти сразу после того, как Эрик Стром был арестован… Замечу, «неправильной» смерти. Здесь нам приходится верить тебе на слово, потому что Вирна не нашла в ней ничего подозрительного. Всё это по-прежнему не объясняет Эрика Строма над телом последней жертвы и того, как, Мир и