ошибками, и таким стилем, что, читая его, Лобов несколько раз невольно улыбнулся, хотя содержание письма было тревожным и в искренности пишущего Лобов нисколько не сомневался:

«Дорогие товарищи чекисты!

Прочтите эти строки, этот крик нашей наболевшей души. Мы, сочувствующие советской власти крестьяне Зарайцевской волости, не можем дальше молчать. Нет сил на это да и не имеем права молчать, что делается у нас.

Председатель нашего волостного исполкома Гордеичев и его секретарь Варнавин — явная контра, к советской власти никакого отношения не имеют, а установили у нас в волости свою, кулацкую власть, от которой мы очень страдаем. Семьям красноармейцев пособия не выдают, а придет беднота за хлебным пайком, так говорят, что документов мало, чтобы выдать. А семьям дезертиров и кулаков хлеб дают и никаких документов с них не просят.

У попа Василия Троицкого в церкви гробы стоят, а в тех гробах зерно, которое он от продотрядчиков прячет, а бандитам отдает. Поп — ярый монархист, он же буржуазия, но такой тонкий дипломат, что перещеголяет Бисмарка. С председателем волисполкома они гостятся между собой, как родные братья, а поп сошелся с некоей Рыбниковой из буржуазного семейства, которая имеет какие-то связи в Данилове, поп то и дело возит туда подарки, а секретарь волисполкома на все это сквозь пальцы смотрит, потому что тоже контра и в Питере свой магазин имел и говорил намедни, что лучше было бы вместо теперешней власти опять урядников посадить. Вот эта шайка и распускает всевозможные антисоветские слухи, а хлеб из ссыпного пункта раздала бандитам, а также собирала для них у кулаков хлеб, яйца и масло.

Товарищи чекисты! Помогите нам вывести эту контру. Мы можем головой ответить за написанное, все это чистая правда. Мы, пролетарии, деревенская беднота, теперь прозрели, теперь мы знаем, что такое советская власть, и умрем за нее, да сгибнут попы и буржуи».

Дочитав письмо, Лобов покачал головой:

— Знакомая личность — Василий Троицкий.

— Когда это ты с ним успел познакомиться? — удивился Никитин.

— Вчера вечером, как из Путятина бандитов выбивали. Послал я разведчиков выяснить, где у бандитов пулеметы. Вроде бы все предусмотрел, а только бросились в атаку, вдруг нам в спины пулемет ударил, нескольких ребят положил. Оказалось, с колокольни бьют. Двое наших поднялись туда — у пулемета поп в рясе. Мигом окинули его с колокольни. Потом один боец, из местных, опознал в попе Василия Троицкого.

— Эх, жаль, живым не взяли! — расстроился Никитин, хлопнул по столу ладонью.

— С попом все ясно. Ты мне объясни, как Гордеичев и Варнавин в волисполкоме очутились? Куда ты, чекист, смотрел — такие дела под носом творятся? — Лобов ткнул пальцем в письмо.

— Не так-то все просто. В прошлом году Бусыгин инсценировал арест Гордеичева и Варнавина — увел их с собой в лес. Вскоре они вернулись, якобы удалось бежать. А я думаю, они там, в лесу, получили от Бусыгина точные инструкции, как дальше действовать.

— Что же ты их не возьмешь? Через Гордеичева и Варнавина можно на банду выйти.

— Арестовать — дело нехитрое, да я все боялся Троицкого спугнуть, с которым они близкое знакомство водили. Заинтересовало меня, к кому поп так часто в Данилов ездил. Проследил за ним — и глазам своим не поверил.

— Ну, не тяни! Кто это оказался?

Никитин долгим, тяжелым взглядом посмотрел на Лобова:

— Начальник уездной милиции Венкин.

— Та-ак. — Лобов не в силах был скрыть изумления. — А может, они умышленно стараются бросить тень на Венкина?

— Тогда бы Троицкий не стал пробираться к нему на квартиру ночью, переодевшись.

— А Рыбникова? — Лобов опять ткнул пальцем в письмо. — Какую роль играет она?

— Рыбникова — родная сестра начальника нашей железнодорожной станции Ермилова. Мужа ее за участие в прошлогоднем мятеже расстреляли. Вместе с Ермиловым несколько раз ездила в Зарайцево, к Троицкому. Думаю, встречались там с Бусыгиным, договаривались, как действовать совместно. И Венкин, уверен, из той же шайки-лейки.

— Но где доказательства? У тебя же только предположения!

Никитин показал рукой куда-то за окно:

— Если бы твои ребята Троицкого с колокольни не скинули, а арестовали, как положено, тогда бы и доказательства были. Месяц назад бандиты подкараулили нашего военного комиссара и зверски убили. О том, что комиссар поедет той дорогой, кроме меня, один Венкин знал. Нутром чувствую — Венкин связан с бандитами, Троицкий к нему не случайно шастал. И к Ермилову я давно присматриваюсь — на Вахромеевском разъезде эшелон с оружием бандиты наверняка с его помощью остановили. Надо арестовать Ермилова и Венкина, пока не поздно. — Бусыгин обязательно постарается перехватить еще один эшелон с оружием.

В том, что говорил Никитин, была своя логика, но не было у Лобова полной уверенности, что Венкин связан с бандитами. Здесь, в Данилове, мешочники, спекулянты и саботажники его как огня боятся. И вдруг рядом с ним — Троицкий, как писали в своем неграмотном, но искреннем письме крестьяне села Зарайцева, «ярый монархист, он же буржуазия».

Что могло быть общего между этими людьми?

И все-таки они почему-то встречались. И встречались тайком, ночью. Если это не провокация, то что же? Как проверить Венкина, чтобы необоснованным подозрением не обидеть человека, преданного советской власти? А если он окажется не тем, за кого выдает себя, как использовать его и выйти на Бусыгина?

Задача, которая сначала казалась Лобову невыполнимой, постепенно прояснялась, будущая операция приобретала конкретные очертания.

План был такой. Послать к Венкину человека, который сообщит ему, что Василий Троицкий ранен и просит передать, чтобы Венкин приехал к Гордеичеву, где его ждут. Если начальник уездной милиции не предатель, он сразу арестует мнимого связного. На этом операция прекратится, а чекистам предстоит неприятный разговор с Венкиным. Если же Венкин действительно связан с бандитами, он согласится на встречу. Тогда связной отправляется к Гордеичеву и передает, что начальнику милиции нужно немедленно встретиться с Бусыгиным, чтобы сообщить сведения, касающиеся эшелона с оружием. Явится ли Бусыгин сам или пошлет на встречу с Венкиным кого-нибудь другого — нельзя было загадывать, зная, как осторожен и опытен штабс-капитан, но сообщение об эшелоне не может его не заинтересовать, — так считал Лобов.

Этот план он изложил Никитину. Тот горячо поддержал его, спросил, кто пойдет связным.

— Я и пойду, — решил Лобов.

— Да ты что?! А вдруг Венкин тебя опознает? — отпрянул от стола Никитин, под стеклом керосиновой лампы тревожно качнулся язычок пламени. — Ведь он решения трибунала дожидаться не станет — тебя в расход, а сам в лес, к Бусыгину.

— Мы с ним ни разу не встречались, да и не хотелось бы подвергать опасности кого-то другого. Кроме того, мне надо самому посмотреть, как Венкин встретит связного от попа, — даже если он предатель, он может отказаться от встречи с Бусыгиным. Не исключено, что у них для связи есть какой-то пароль, который мы не знаем. Если же Венкин окажется честным человеком, мне потом будет легче объяснить, чем была вызвана эта проверка. Как видишь, я для этого дела — самая подходящая кандидатура, — улыбнулся Лобов.

Он понимал, что предложенный им план держится на одних предположениях: если Венкин предатель, он явится к Гордеичеву; если Гордеичев связан с бандой, он найдет Бусыгина; если Бусыгин знает Венкина как своего агента, он согласится на встречу. Все было под сомнением, но чекистов неумолимо подгоняло время — банду штабс-капитана Бусыгина надо было уничтожить как можно быстрее, ее действия