– Леди Горн, вы же его вытащите? – спросил меня, в начале операции, тер Сортон.

– Постараюсь, – ответила я, а про себя добавила: «Куда ж я денусь?»

Дар, которым я обладала, не позволял мне отказываться даже от самых безнадежных больных. Дерек иногда ворчал, когда меня вызывали из дома среди ночи, но он понимал, что это моя жизнь и мой выбор. Кстати, муж первым сумел понять, что я обладаю особенной магией. Он называл ее «вариа тэза» – дар жизни. «В своем родном мире ты боролась со злым недугом, вытягивала людей из лап мучительной смерти, – объяснял Фредерик. – Помогала безнадежным больным выжить и заставляла поверить в свое выздоровление. Каждая спасенная жизнь, каждая нелегкая победа наполняли твою душу энергией света, которая при переходе в наш мир трансформировалась в особую магию – магию жизни. Вот почему твои больные всегда выздоравливают, а дети природы – оборотни, гномы и огры – чувствуют к тебе необъяснимую привязанность и симпатию. Правда, эту магию нельзя определить приборами, ее можно лишь почувствовать и увидеть результаты ее проявления».

Тер Гердин был согласен с Фредериком. «Ты – единственная в своем роде, Кэти, я сразу это понял», – заявил он.

Да уж, настоящий иномирный эксклюзив!

«Именно благодаря магии жизни ты и смогла прогнать эри. Они ведь не выносят чистого света и его носителей», – пояснил гном. Теру Гердину можно было верить – благодаря тайному увлечению иными мирами, он очень многое знал об эри.

– Иглодержатель. Зажим. Тампон.

Я стягивала края раны, а сама думала о том, как причудливо сложилась моя судьба. Сегодня исполнилось ровно три года с тех пор, как я попала в Дартштейн, и почти год со дня нашей с Дереком свадьбы.

Этот год не был простым. Несколько месяцев тянулось следствие, и Фредерику пришлось нелегко. Защита изо всех сил пыталась развалить дело, судья постоянно переносил слушания, Борн не вылезал из дворца, осаждая Вильгельма жалобами и доносами, а департамент атаковали бесчисленные комиссии и проверки. Но Дерек выстоял. Он добился открытого суда над Штолле, и верховный судья под давлением возмущенного народа вынужден был вынести Арни смертный приговор. Эрикен сказал, что Дерек с Долленом просто прижали его к стенке. Вдовствующая графиня Эргольская, Хьюго Горн, Аликс Тенси, иренборгские слуги и сотрудники департамента наперебой давали показания, торопясь откреститься от преступлений Штолле. В итоге Арнольда признали виновным и казнили на дворцовой площади, несмотря на все попытки Борна хоть как-то смягчить приговор. Аликс получила пять лет тюрьмы, Сорос и Венски – «департаментские крысы», пришедшие с повинной, – были уволены и отправлены в ссылку. Мать и брат Горна выступили в качестве свидетелей, а сразу после суда уехали в дальнее имение и разорвали всякое общение с Дереком, но это его совсем не расстроило. «Чем такие родственники, лучше вообще никаких», – вскользь обмолвился он.

Борн еще долго пытался найти компромат на моего мужа, но потом куда-то исчез и больше не появлялся ни в департаменте, ни в столице. Спустя два месяца его подали в розыск, правда, найти так и не смогли. Лукас вскользь обмолвился, что Ян слишком сильно зарвался и перешел дорогу не тем людям. Хольм с Эриком были тогда у нас в гостях, и по взглядам, которыми обменялись мужчины, я поняла, что, скорее всего, герцога не найдут. «У мафии длинные руки», – вспомнилась мне известная фраза моего мира. Что ж, в этом мире оборотни были той же самой мафией, и руки у них были не короче. Думаю, даже если бы Штолле и не повесили, он вряд ли прожил бы на свободе дольше, чем пару дней.

Удивительно, но за время судебных разбирательств Лукас с Эриком умудрились подружиться. Порывистый, беспринципный Хольм и замкнутый, расчетливый Каллеман оказались не так уж и непохожи. Оба они умели извлекать выгоду из любой ситуации, и оба до безумия любили свое дело.

«Вы настоящий трудоголик, лорд Каллеман», – подкалывал мага Лукас, с нескрываемым удовольствием используя словечко моего мира. «Могу обвинить вас в том же, уважаемый тер Хольм», – иронично усмехался в ответ Эрикен. И это было правдой. Благодаря поддержке моего мужа оборотень расширил свой бизнес и владел уже двумя угольными шахтами в окрестностях Эрголя, целыми днями пропадая то на одной из них, то на другой.

И маг, и оборотень были частыми гостями в нашем имении. В их компании я чувствовала себя гораздо уютнее, чем на придворных балах и светских приемах. А Фредерик, хоть и ворчал, что у нас не дом, а настоящий проходной двор, все же втайне был доволен таким положением вещей.

«Знаете, Ваша светлость, если бы вы не увели у меня невесту, я бы сказал, что вы лучший парень в Эрголе, а ваш сквори – самый крепкий сквори в Дартштейне», – подвыпив, признавался моему мужу оборотень.

Да, Фредерик больше не был сиятельством. После смерти отца он унаследовал и герцогский титул, и богатства лорда Алластера, и все полагающиеся привилегии. История вышла громкой и запутанной. В свете еще очень долго перемывали косточки вдовствующей графине, смакуя подробности ее тайного романа со старым герцогом, но говорить что-либо Дереку в лицо опасались, памятуя о магии девораторов. Кстати, Вильгельм оказался не очень доволен тем, что род Бравенских не прервался. Герцогство занимало третью часть королевства, его земли простирались от Ютланда до самого Северного моря, и король рассчитывал постепенно прибрать их к рукам, лишив Штолле титула и наследства, но тягаться с Фредериком ему оказалось не по силам.

«Я похоронил старого Бравенского, молодого мне не пережить», – обронил как-то король в узком кругу приближенных, и это выражение тут же пошло гулять по Бреголю. Матильда Брокс, фаворитка Вильгельма, намекнула Каллеману, что монарх устроил форменную истерику, узнав, кто стал наследником лорда Алластера. «Его величество был очень разочарован», – поведала она Эрику, и это означало, что гневу Вильгельма не было предела. Правда, при встречах с моим мужем монарх умело скрывал свое разочарование и даже поздравил Дерека, сказав, что счастлив узнать, что у одного из самых преданных отечеству людей остался сын и наследник.

Вот так и получилось, что из баронессы я ненадолго стала графиней, а следом и герцогиней, правда, особой разницы от быстрой смены титулов так и не почувствовала – у меня было слишком много работы, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Хольм поначалу подтрунивал над моей головокружительной «карьерой», но потом переключился на Фредерика и шутил исключительно на тему своей былой влюбленности и невероятного коварства моего мужа.

«А ведь счастье было так близко! – патетично восклицал Лукас. Как и у всех оборотней, склонность к театральным эффектам была у него в крови. – Я уже видел Кейт своей женой и строил планы на ближайшие двести лет. Она ведь откликнулась на мой «зов», я чувствовал это. И мы могли бы стать идеальной парой!»

«Если тебя это утешит, Горн и у меня увел невесту! – на полном серьезе поддерживал новоявленного приятеля Каллеман. – Правда, я все равно его простил и до сих пор считаю Дерека отличным парнем».

Фредерик только усмехался в ответ. После свадьбы он называл Эрика не иначе, как ресовым интриганом, а тот парировал, что, если бы не он, мы с Горном еще долго ходили бы кругами.