Вот важные показания, которые Райнуар, защитник слишком обвиняемого ордена, нисколько целиком не проанализировал. Сама малая часть, высказанная им о них, служит скорее для введения в заблуждение, нежели для руководства мнения. Их можно будет прочесть в продолжении неизданного документа, опубликованного в конце этого произведения. Свидетельство, цитируемое Мольденгафером (Moldenhaver), энергично подытоживает идею, придаваемую посвященными ереси Храма личности Христа: «Человек Иисус умер лишь за свои грехи»[985]. Следовательно, показания, собранные в Германии, подтверждают в этом главном пункте признания, заслушанные в Тоскане. Обратимся теперь к показаниям братьев с Сицилии. Вот определения отпущения грехов, присвоенного для себя руководителями по окончании капитулов: «Я молю Бога, дабы Он простил ваши грехи, как Он простил их Марии Магдалине и разбойнику, распятому на кресте». Хотелось бы отметить эту ассоциацию Магдалины с распятым на кресте разбойником; мы тотчас убедимся, что она обладает большим значением в вопросе.

Свидетель, ознакомивший с формулой отпущения грехов, только что приведенной нами, это Гальсеран де Теус, заслушанный в храме Святой Марии на Сицилии в апреле месяце 1310 года делегатами папы. Райнуар видит лишь экстравагантности в его показании. Более углубленное знание о гетеродоксальных учениях Средневековья, коим мы теперь обладаем, позволяет, наоборот, уточнить его важность и вероятность. Дабы ничто не препятствовало ясности, Гальсеран де Теус добавляет: «В разбойнике, о котором говорит руководитель капитула, должно, согласно нашим статутам, разуметь Иисуса или Христа, и хотя Он и назывался Богом и Царем Иудеев, это являлось оскорблением по отношению к истинному Богу, который на небесах. Когда Иисус за несколько мгновений перед Своей смертью был пронзен ударом копья Лонгина, то покаялся за то, что назывался Богом и Царем Иудеев, попросив прощения у истинного Бога: тогда истинный Бог Его простил. Вот почему мы применяем к распятому Христу эти слова: как Бог простил разбойнику, распятому на кресте».

«Что касается Магдалины, – продолжает тот же самый свидетель, – то ее прегрешения были прощены истинным Богом, который на небесах, поскольку оная являлась Его подругой, и чтобы Ему служить, она посещала церкви и монастыри и зажигала церковные лампы»[986].

Значит, по сокровенной мысли ордена Храма Иисус только человек, поистине виновный и наказанный за свои преступления: «Человек Иисус умер лишь за свои грехи». Бог не воплощался; Он не страдал, Он не умирал на кресте: «Вы не должны верить, будто бы Бог умирал, – говорит один из руководителей братьев, – поскольку это невероятно»[987]. Отсюда презрение, выказываемое орденом в отношении креста и оскорбления, направленные на него; отсюда навязываемая посвящаемым обязанность трижды плюнуть на распятие, осквернив его еще более гнусным образом, – и это в пятницу, даже в Страстную Пятницу[988]. «Это не более чем кусок дерева, – говорит Герард де Пассаж (de Passage), – наш Господь на небесах»[989], и требует поднять на смех и попрать ногами крест, и посвящаемый тотчас слушается. Отсюда, наконец, ибо все вовлекается в эту систему, опущение освящающих слов мессы: “Hoc est corpus meum”; о чем следовали признания нескольких священников ордена[990]. Всякая секта, отрицающая божество Иисуса, отрицает тем самым пресуществление даров: таково обязательное последствие.

Теперь есть необходимость набросать в крупных чертах секретное учение Храма. Нам остается проникнуть в него, охватив его сокровенный смысл и подробности, сопоставив с доктриной сект, с которыми оно близко. В предыдущей главе мы уже предвосхитили, что, на наш взгляд, тамплиерство являлось просто ветвью от великого катарского корня, произведшего столь различные побеги.

Но на каком ответвлении оно оказалось привитым? Не образует ли оно постороннюю ветвь, секту sui generis, в которой сплавились и сочетались начала нескольких подобных ересей, связанных с материнской сектой только общностью нескольких фундаментальных догм благодаря связям, которые, чтобы быть более многочисленными и прямыми, нежели узы, сближающие восточные культы, оставляют, тем не менее, ему его свободу расширения, его индивидуальность, его особое лицо? Здесь то, что мы спешим исследовать, и чтобы это сделать, нам поначалу необходим определенный обзор преемственности разных катарских сект и искажений, запечатлевшихся на идее, породившей катарскую ересь.

Эта ересь, скажем больше, эта катарская религия, имевшая свою регулярную иерархию, свою церковь и своих пасторов, которая на протяжении стольких лет держала удар всех сил правоверной церкви, и против которой Иннокентий III был вынужден направить Крестовый поход, о чем ужасные воспоминания еще живут по всему югу Франции, эта ересь никогда бы не достигла изумительного развития, обретенного ей от X-го до XV-го вв., если бы большинство ее приверженцев проповедовали принципы, диаметрально противоположные вечной морали, честности, общественному порядку, являвшимися теми, в отсутствии чего упрекали орден Храма. Даже имя катара, обозначающее чистого и совершенного, протестует против подобного предположения. Но наряду со всеми схизматическими концепциями, она подверглась видоизменениям, повлекшим ее дробление на отдельные ветви. Для тех, кто станет внимательно отслеживать синтетическое изложение, исследуемого нами верования Тамплиеров, должно быть очевидным, что никак не с катаризмом нужно связывать непосредственное родство этой доктрины, но с его наиболее выродившимися ветвями – с сектами, предававшимися культу наиболее грубой чувственности.