сокращаются и расслабляются мышцы плеч и груди. Вот ведь ничего и близко сексуального не было в том, что он делал с моими ногами, а в голове слегка шумит, и низ живота словно наполнен пузырьками горячего щекотного воздуха, будто я хорошенько злоупотребила шампанским.

— Вась, а что, на твой взгляд, было сказано не так? — уже совершенно другим тоном спросил, наконец, Арсений. Скорее осторожно и немного вкрадчиво, а не раздраженно. — Я ясно дал ему понять, что больше ему рядом с тобой делать нечего. Я не собирался тебя делить с ним… вообще ни с кем. Так было тогда, да и сейчас в этом вопросе тоже ничего не поменялось!

Мой внутренний барометр опять с отметки «ясно» пополз в сторону «шторм».

— Делить? Ты говорил обо мне, будто я трофей, завоеванная вещь! — выпалила я.

— Чушь вообще! — Арсений покачал головой и встретился со мной взглядом. — Да, может, я выразился грубовато, но эти слова для твоих ушей не предназначались! Я был так долго зол на Марка, что мог и не то еще ляпнуть. Он явился и предложил мне отказаться от тебя и вернуть ему. И это после… после всего. Да я удавить его хотел, не то что гадостей наговорить! — На лицо Арсения будто туча набежала, и его льдисто-серые глаза потемнели до цвета грозовых облаков, словно он так же, как и я сейчас, переживал заново события того утра. И я смотрела в них, не в силах вырваться, как будто была подхваченной ураганом песчинкой, которой не освободиться, пока стихия сама не наиграется.

— Это что, такая у тебя манера извиняться? — пробормотала и закусила губу. Я должна сейчас злиться, а не желать, чтобы он поцеловал меня, вливая еще и через поцелуй ту силу эмоций, что я сейчас читала в глазах.

— А я и не извиняюсь. Не за это точно. — Арсений сам прервал наш утягивающий куда-то на дно контакт и надел поверх намотанной конструкции из тряпок и коры свои истончившиеся неопреновые тапки. — Услышанное тогда тобой было между мной и этим засранцем. А если за что и считаю нужным и готов извиниться, то за то, что был резок, когда ты уходила.

Он встал и протянул мне руку, предлагая жестом опробовать мою новую обувку.

— Резок? Ты сказал, что моя жизнь отныне станет адом! Чтобы я шла домой и готовилась к этому! — я переминалась с ноги на ногу, проверяя его изобретение. Что же, может, я и напоминала какую-то подружку лешего, но однозначно так будут меньше ощущаться все неровности, камни и упавшие ветки. И да, опять работала эта непонятная штука между нами, потому что я не злилась на Арсения. И это вовсе не чувство благодарности, а просто сказанные тогда его слова почему-то перестали иметь хоть какое-то значение. В конце концов, если подумать, сказаны они были им — другим мне — той, которой уже нет.

— Я такого не говорил! — уперся Арсений.

— А вот это уже, знаешь ли, нечестно! — без особого энтузиазма возразила я. — Сказал!

— Вась, я не говорил такого, и даже в мыслях не было. — Он не злился, но упрямо опустил голову, давая понять, что уверен в своих словах и уступать не намерен. — Я сказал, что тебе придется привыкнуть, что отныне жизнь твоя изменится навсегда, и дал свыкнуться с этим. Я и сам на тот момент не понимал еще до конца, как быть с тем, что между нами тогда случилось. Но одно только знал — что не собираюсь открещиваться и жить, как ни в чем не бывало. Я собирался дать тебе немного времени, а потом прийти к отцу и Марине и все рассказать о нас. И предложить тебе начать нормально встречаться.

— Ты сказал не так… не это имел в виду… — Я просеивала свои воспоминания, стараясь вспомнить все дословно, но все, что всплывало, это мои эмоции и чувство полного краха всего вокруг, а совсем не отдельные слова.

— Это, Вась, это. Но ты поняла и услышала все так, как привыкла воспринимать что бы то ни было, исходящее от меня. Да, не спорю, я разозлился, когда понял, что ты пыталась просто уйти и даже в глаза мне посмотреть отказывалась. Но в тот момент я давал обещание не быть ублюдком и отвечать за последствия, а ты это прочитала как угрозу. — В голосе Арсения уже слышалось нескрываемое сожаление, и как будто этого оказалось мало, так еще то же самое чувство стало охватывать и меня. Но о чем мне сожалеть? Я уверена, что все тогда сложилось, как и должно, и мой отъезд был верным решением. Может, просто нужно было не делать его похожим на паническое бегство, но, однако же, остыв, я, может, и не решилась бы на такой исход.

— Ладно… И даже если это так… разве это моя вина, что только так я воспринимала тебя и все тобою сказанное? — моя линия обороны отказывалась осыпаться окончательно просто так, даже несмотря на то, что под ней больше не было фундамента.

— Нет, Васюнь. Изначально моя, и за это мне стыдно. И я никогда не перестану за это извиняться. Но и ты могла быть повнимательней и замечать мои попытки хоть как-то исправить нашу идиотскую ситуацию.

Да, может быть… Наверное… Только теперь-то что об этом думать?

— Нам нужно идти, — пробормотала себе под нос. — Тебе нужна помощь. Вот что сейчас важно.

Нет, я не отказывалась принять извинения за прошлое, просто все это утратило прежнюю значимость. А вот жить и воспринимать все по-новому… Ну, на это все же нужно время. Арсений какое-то время смотрел на меня, мрачнея, а я нарочно избегала прямого взгляда, желая побыть немного без этого почти наркотического воздействия его энергетики на меня.

Я потянулась было за упакованным рюкзаком, но Арсений покачал головой, подвинул его в самый дальний угол нашего недавнего укрытия и прикрыл теми ветками, которыми было устлано дно дольмена.

— В нашем нынешнем состоянии это будет нас только тормозить. Я вернусь сюда сам и наведу порядок, заодно змея заберу. Потом, попозже. Когда разберусь с насущными проблемами.

Все, что он взял с собой, это грелку с водой и кружку, да рассовал по карманам мелочевку типа огнива, телефона и ножика. Последний раз оглянувшись, словно проверяя, нет ли видимых следов нашего присутствия в округе, он протянул мне здоровую руку, и я снова приняла ее без тени колебания. Мы двинулись по лесу, не в таком, конечно, темпе, как перед грозой, но достаточно шустро,