и чувства вины, стыда за свою очередную слабость и импульсивность. Но их не находилось. И даже не было недоумения, что, сделав такой круг, я опять оказалась там же, где и пять лет назад. Досада? Ощущение поражения? Нет. Страх посмотреть ему в глаза и увидеть там насмешку или торжество? Да нет. Мы уже не те, что раньше, повзрослели, хотелось бы думать, поумнели. Хотя все же есть кое-что. Меня смущала и причиняла дискомфорт мысль, что Арсений может подумать, что я стану строить какие-то планы на его счет после этого ночного срыва. Но я же не наивная и прекрасно осведомлена, что он не создан для сколько-нибудь продолжительных отношений, а уж тем более чего-то постоянного. Увидеть на его лице, как он тяготится необходимостью как-то реагировать на меня, думая, что я этого от него жду, вот это — по-настоящему неловко и способно лишить меня равновесия. Поэтому, думаю, нам стоит объясниться сразу и не оставлять между нами напрягающее обоих провисание. Ведь нам и дальше жить рядом, и очень глупо, избавившись в одночасье от груза детских обид, тут же взвалить на себя новые.

Перевернувшись, я села и поморщилась от небольшой тянущей боли внутри. Я вчера не хотела, чтобы Арсений заметил полное отсутствие у меня опыта, и при этом настолько сильно нуждалась в этом примитивном и неопровержимом подтверждении жизни, что, похоже, немного перестаралась с поспешностью. Ну, что хотела, я получила и даже через край. Потрогала свои припухшие губы, натертые его щетиной скулы, подбородок, и волна влажного тепла стремительно покатилась по телу, делая и без того чувствительную кожу просто полыхающей. На какой-то момент я будто выпала снова из реальности, оказавшись в том нашем моменте близости. Он был и похож на первый, и все же абсолютно отличался. И дело не в отсутствии резкой боли. Просто все было совсем другим.

Арсений — такой же яростный, требовательный, захвативший всю меня с первого же касания и агрессивного поцелуя. Он как стихия, его не предсказать, не обуздать. Каждое движение и стон — внутривенное вливание чистого желания в кровь. Он пугает и завораживает этой беспощадной жаждой обладания, не оставляя ни единого шанса для отступления. А та остановка, пауза были лишь иллюзией выбора. Он уже наверняка знал в тот момент, что я окончательно сорвалась. Если ты выпал из самолета, то не можешь остановить падение, и не важно — раскрылся твой парашют или нет. Законы гравитации неумолимы и обратной силой не обладают. Поэтому да, уверена, что, предоставляя мне свободу выбора, он точно знал, что тормозов у меня уже не осталось, и я неминуемо врежусь в него на полной скорости. Уж за столько лет он наверняка выучил все признаки отчаявшейся в своем вожделении женщины, научился разжигать до состояния почти бессознательности, и мое полное отсутствия страха, сомнений и действия на грани животной интуиции этому наглядное подтверждение.

Но опять же, я не чувствовала из-за этого злости или досады. Нет, скорее уж некое восхищение им. Его невозмутимостью, которую он щедро вливал в меня, неважно, каким способом. Его заботой, казалось бы, сдержанной и почти суховатой, но не упускающей ни одной детали. Его мгновенным и безоговорочным ответом на мою потребность в нем, несмотря на мою эгоистичность и собственное состояние. Да, Господи, нет никакого смысла раскладывать на отдельные составляющие то, что я испытывала сейчас. Он просто дал мне все, что нужно, позаботился обо всем, тогда как я была бесполезна, беспомощна и полностью сосредоточена на себе. Не позволил мне понять ни жестом, ни словом, что я практически навязываю ему близость в такой момент. Наоборот, я никогда не чувствовала себя такой неистово желанной. Я могу ничего не понимать в отношениях как таковых, но то, как сильно он меня хотел, осознавала каждым сантиметром кожи, всей своей сущностью. Это такая сила чувственного голода, которая просто обязана пугать абсолютным отсутствием границ. Но нет. Я не была испугана ни тогда, ни сейчас. Потому что сама нуждалась не меньше.

Но это все не меняло того факта, что ночь закончилась и нам нужно идти дальше. Так что разговора не избежать. Он, может, и не будет сам по себе приятным для нас, но наверняка принесет облегчение и не позволит копиться напряжению. Мама больна, на нас напали, явно происходит что-то реально плохое, и отвлечение на попытки балансировать и что-то угадывать сейчас совершенно излишни.

Завернувшись в плед, я выползла наружу, щурясь от яркого солнца и стараясь игнорировать необъяснимое наслаждение от примитивного, тянущего, немного болезненного ощущения внутри. И то, насколько остро-сладко было принимать глубокие мощные движения Арсения в глубине моего тела, когда он, стиснув мои бедра, перехватил инициативу и отобрал контроль, насаживая на себя. Сильные руки, сжимающие мою плоть почти до боли, с дерзкой жадностью, заставлявшей упиваться ликованием ту первобытную часть меня, о существовании которой я и не подозревала. Его выражение лица — напряженное, мрачное, почти дикое, его взгляд, пожирающий без остатка и требующий еще и еще, все больше меня, даже когда уже, кажется, ничего не осталось. Ох! Вообще-то, Василиса, ты собиралась подумать о чем-то более насущном и вести адекватный разговор! Да, собиралась, но, подойдя к реке и увидев там обнаженного Арсения, я словно опять оказалась во вчера, потерянная и нуждающаяся в нем как можно ближе. Желательно на мне и во мне. Разве нормально, что один человек так действует на тебя, что теряешь большую часть своих мозгов и способность связно мыслить? Хотя Арсений всегда воздействовал на меня, как никто на свете. Но раньше это была злость, обида, а теперь желание, причем по силе оно не уступало прежним эмоциям. Да чего уж там, скорее даже, намного превосходило. Ну, вот я и выяснила на себе, как работает эта сверхспособность Арсения, заставляющая женщину перестать мыслить адекватно, становясь одной лишь ходячей потребностью в нем. Никакая это не способность, это просто он сам, как есть.

Когда я после поспешного умывания примчалась обратно к дольмену, Арсений уже почти полностью собрал наши вещи, успев сдуть кайт, свернуть его в тугую «каталочку» и лихо утрамбовать весь наш скарб в рюкзак от самого змея. Он молча вручил мне оставшийся бинт и подмигнул, тогда как у меня желудок в узел скрутило и от вида самого ранения, и от неприятной красноты вокруг него. В этот раз я очень старалась, накладывая повязку, но, очевидно, медицинскими талантами я не обладала, так что, на мой взгляд, вышло кое-как. Арсений нисколько