Разумеется, заставить ее сидеть взаперти этот вечер всеравно было ужасно несправедливо. Джессику задержали и вернули под родительскуюопеку (но не арестовали же!) в ночь с субботы на воскресенье. Следовательно,тридцать дней должны истечь вечером в понедельник, что ясно любому разумномучеловеку. Но ее родители рассуждали не разумно, а как отпетые формалисты: разее привезли домой утром в воскресенье, то и домашний арест начался тольковоскресным вечером, а это означает, что срок истекает во вторник.

Джессика продолжала спорить до тех пор, пока отец со злостине пригрозил пересчитать срок, опираясь на тот факт, что большинство месяцевсодержат в себе тридцать один день, и продлить наказание до среды. При этихсловах даже мама ахнула, и Джессика сочла за лучшее смириться.

Она посмотрела на свои часы, на которых уже выставилаобычное время Биксби, убрав лишние двадцать минут «затмения». Ее автобус долженвот-вот отойти. Если папа все-таки прибудет и не найдет ее, он, чего доброго,психанет и снова запрет ее дома. Но тут может скрываться и другой подвох: что,если отец нарочно опаздывает, чтобы она пропустила автобус и пошла домойпешком? И тогда он в наказание за то, что дочь шлялась так долго, возьмет ипродлит срок ареста еще больше…

А может, сегодня какой-то особенный день, а она забыла?Джессика попыталась припомнить форс-мажор, который мог заставить отцазадержаться. После безумного утреннего происшествия у нее до сих пор в головебыла каша. Весь день казалось, что время вот-вот опять остановится и мир вокругзатопит мертвенно-голубоватый свет. Когда на большой перемене в столовой иногдана миг смолкал гул голосов, Джессика всякий раз подпрыгивала, втайне опасаясь,что солнце, люди и весь мир исчезли навсегда.

Тут наконец на улице показалась знакомая машина; в окневиднелась голова Бет — и Джессика вспомнила, почему отец задержался. Бетпотребовала, чтобы он забрал ее из начальной школы на другом конце города,потому что новая форма школьного оркестра ей не нравилась и сестренка не желалавозвращаться домой в таком виде.

— Точно! — сказала Джессика вслух, улыбнувшись.

Ее сестра снова выступает со школьным марширующим оркестром!

Джессика прошла между рядами машин, открыла дверцуотцовского автомобиля и скользнула на заднее сиденье.

Бет обернулась к ней и злобно прошипела:

— Ни слова!

— А я как раз хотела сказать, что ты выглядишь простоумопомрачительно в пурпуре и золоте, — мило улыбнулась Джессика.

— Па! Она дразнится! — Бет повернулась котцу. — А ты сказал, что она не будет дразниться!

— Джесси…

— Я сказала только «умопомрачительно». Нет ничегоплохого в том, чтобы выглядеть умопомрачительно. Папа, объясни Бет, какпорадовались бы бедные дети из Бангладеш таким вот умопомрачительнымкостюмчикам.

— Джесси, прекрати! — закричала Бет.

— Девочки… — Но голосу Дона Дэя катастрофически нехватало строгости, поскольку отец был занят: сосредоточенно крутил руль,пытаясь выехать с забитой парковки.

— А ты не мог бы снова запереть ее дома, чтобы онапрекратила?! — продолжала Бет.

— Бет! Не смешно!

— А вы обе не могли бы помолчать? — рявкнул отец.

Придав лицу суровое выражение, он сердито глянул на Джессикув зеркало заднего вида, подал машину назад, потом снова тронулся вперед и,прежде чем выехать на дорогу, наградил строгим взглядом Бет.

Джессика откинулась на спинку сиденья, но сдавать позиции несобиралась.

— Как бы там ни было, сейчас-то я не под замком!

— Нет, под замком! — возразила Бет.

— Ладно, пусть так. — Джессика выждала несколькомгновений, прежде чем предъявить козырную карту. — Пап, а мне ведьполагается один вечер свободы в неделю, верно? Могу я использовать его,например… сегодня?

Она улыбнулась. Родители сделали эту небольшую уступку черезнесколько дней после той злополучной ночи. Ей было твердо обещано, что одиндень в неделю она сможет выходить из дома. Правда, Джессике сразу этопоказалось немного подозрительным — довольно странно, что мама пошла на уступкисразу же после того, как объявила о домашнем аресте. И особенно подозрительнымэто выглядело теперь, когда Джесс знала, на что способны телепаты.

Но сейчас ей было все равно, она просто радовалась, что унее есть эта поблажка.

— Это нечестно, — сказала Бет. — Пап, скажией, что это нечестно.

— Это нечестно, Джесси.

— Но ты ведь сам сказал: один день в неделю.

— И ты взяла четыре свободных дня. А поскольку тылишена свободы на месяц, как раз и получается один день в неделю.

Вот это было и впрямь нечестно! Джессика чуть не задохнуласьот того, как беззастенчиво отец выворачивал факты в свою пользу.

— Но ты обещал! Ты же сам говорил, что тридцать дней…

— Довольно, Джессика! — В голосе отца внезапнопрорезались по-настоящему грозные нотки. — Или в этом году в сентябребудет шестьдесят дней.

Бет обернулась с переднего сиденья и бросила на сестру встревоженныйвзгляд, вся ее враждебность мгновенно улетучилась. С тех пор как они переехалив Биксби, Дон Дэй не мог найти работу, и это сказывалось на нем все больше:сначала он потерял интерес к жизни, потом перестал бриться каждый день инаконец сделался совсем вялым и безвольным. И он уже много дней не повышалголос — духу не хватало.

Не просто много дней, а ровно тридцать дней, сообразилавдруг Джессика. Отец ужасно раскричался, когда полицейские доставили ее домой,поймав на улице вместе с Джонатаном во время комендантского часа. Может быть,отец просто боится за нее? Может, никак не может смириться с мыслью, что егодочь вскоре снова сможет беспрепятственно болтаться по улицам с трех часов днядо десяти вечера? Да, с мамой в этом отношении проще: она так выкладывается наработе, пытаясь заработать хорошую репутацию на новом месте, что ни до чегодругого ей дела уже нет.

Пожалуй, пора сменить тему.

— А как тебе в оркестре, Бет? — спросила Джессика.

— Да ну его.

— Но раньше тебе нравилось.

Бет снова отвернулась, уставилась на идущую впереди машину иничего не ответила.

Джессика нахмурилась, жалея о том, что подтрунивала над Бетс ее костюмчиком. Она сделала это просто по старой привычке, оставшейся с техдней, когда Бет можно было поддразнивать, не опасаясь услышать в ответвозмущенный вопль.

Два года назад, когда они жили в Чикаго, Бет маршировала сошкольным оркестром и даже стала лучшей в этом деле. Она виртуозно владелажезлом тамбурмажора и каждое лето привозила из лагеря домой добрую тоннунаград. Но незадолго до своего одиннадцатилетия Бетти вдруг заявила, что всеэто чушь собачья, и бросила оркестр. Ее костюм и награды после переезда так илежали нераспакованными. Теперь Джессика поняла, что скучает по маленькимсеребряным фигуркам юных оркестранток на мраморных подставках — точно так же,как скучает по счастливой маленькой Бетти прежних дней.