– Вот Андрей Викторович обрадуется, – пробормотал Иван.

– Да, конечно, любой бы обрадовался, выглянув в окошко и увидев у себя в саду сто котят, – кивнула Стася. – Но не вышло. Картахена так орала, что я у неё ничего отстричь не сумела. Тогда я подкралась к папе и отстригла ус у него. Он гораздо лучше вёл себя, чем Картахена: не орал, не царапался, только спал. Я закопала этот ус на грядке, и теперь надо полить. Где моя леечка?

– Значит, ты решила заняться размножением пап усами, – подытожил Иван. – И зачем тебе пятьдесят пап? Или сто?

В глазах Стаськи мелькнул ужас. Этот вопрос она явно не продумала.

– Ой, – прошептала девочка. – Сто пап – это слишком много… Может, вырастет два-три? Тогда ещё ничего.

– Нет, – возразил Иван, злой на Стаську за то, что она оказалась не убийцей. – Нынешний год на пап очень урожайный. Так и прут из грядок, так и прут. Целыми дивизиями.

– А дивизия – это сколько? – упавшим голосом спросила Стася.

Иван точно не знал сколько и сказал наобум:

– Тысяча человек. На танке.

– Вся тысяча на одном танке? Они же его расплющат. Я вчера села на муху и расплющила её.

– Нет, у каждого свой танк.

Глаза у Стаськи сделались круглыми и решительными.

– Тогда я не буду их поливать, и пусть они там, в земле, засохнут со своими танками, – сказала она. – Вот так! Хотя… это же мои папы. Они живые! Нет, жалко. Я лучше полью, а потом мы их куда-нибудь тихо уволим. В какую-нибудь Америку. Вместе с танками их любая страна примет. Где моя леечка?! Я тебя уже сто раз спросила!

– Да не знаю я!!! – заорал выведенный из себя Иван и, держась за голову, которая норовила отвалиться, пошёл к дому.

– Ты топор забыл, – крикнула ему вслед Стася. Но Иван не расслышал. И топор остался лежать на грядке.

– Вот говорят, что на даче люди поправляют своё здоровье, – сказал папа за завтраком. – А мне дача, видимо, вредна. Я тут лысеть начал. Местами.

И показал свой отрезанный ус.

– Как-то ты странно облысел, – присмотрелась мама. – Ровненький срез, будто ножницами. Стася, ты не знаешь, почему у папы усы отваливаются?

– Знаю, – сказала честная Стася, орудуя ложкой. – Он сам выпал. Вот у меня зуб выпал, а у папы ус.

– Прямо сам выпал, никто не помогал?

– Я немного помогла ножницами, – призналась Стася. – Ну и что? Когда мой зуб шатался, ему тоже щипцами помогли выпасть. А папин ус так шатался…

– Ой, спасибо, Стасечка, что ты мне помогла ножницами, а не щипцами, – поморщился папа.

– Андрей Викторович героически отдал свой ус на увеличение поголовья танков Америки, – загадочно заметил Иван, чтобы проверить настроение Сергеевых.

У Сергеевых было хорошее настроение.

– Ванечка, – сказала мама Лена, обрабатывая Ивановы раны на руке и ноге зелёнкой, – мне хочется вернуть тебя твоим родителям в целости и сохранности. Поэтому гулять ты будешь теперь только под Сашиным присмотром.

– Ну, я не знаю, он такой убийца, этот Ванька, – недовольно сказала Саша.

– Иди ты, – огрызнулся Иван. – Я же не нарочно… Для дела было нужно.

– Хорошенькое дело, забросать камнями бедную старушку, – сказал папа Андрюша.

Иван завёл глаза. Один безвинный камень, в целях науки отправленный в забор, после рассказа соседки уже успел превратиться в камнепад.

– Что я ещё натворил, по её мнению? – обречённо спросил он.

– Ходил с топором, – сказала Стася. – И украл мою леечку.

– Судя по поцарапанному лицу, – сделала вывод Саша, – ты дрался с Терёхой в малине. Или просто падал в неё лицом. В малину, я имею в виду. Хотя, может, и в Терёху…

Иван тихонечко взвыл и схватился за голову:

– Мне дядя Никита камень дал…

– А это уже групповое нападение, за него больше дадут, – поглаживая остаток уса, прокомментировал папа Андрюша.

– Я, кстати, попал камнем в Прокопа, а не в Терёху! Если бы камень был побольше, мы могли бы высыпаться, – попытался оправдаться Иван.

– Не называйте старших Терёхами, – попросила мама Лена.

– В следующий раз бери камень побольше и кидай посильнее! – возмутилась Саша.

В общем, Ивановы приключения ещё долго оставались бы ведущей темой для насмешек, если бы не пришла Дашкина курица.

– Дашка, иди, твоя курица пришла! – радостно сообщила Стася.

Даша схватила пряник и выскочила во двор. Надо сказать, что была она ребёнком сугубо городским, из животных лично знала только собак, кошек и воробьёв. Но в первый же день пребывания на даче открылась калитка и навстречу Даше вышел потрясающий зверь! Белый, огромный, пушистый, с маленьким красным гребешком и жёлтым клювом!

– Ко-ко-ко, – сказал зверь.

Даша, конечно, видела куриц на картинках и в зоопарке. Но на картинках курицы были маленькие, а в зоопарке – какие-то ненастоящие, вроде павлинов, попугаев и прочих экзотических птиц. А тут такое большое настоящее животное!

– Можно тебя погладить? – спросила восхищённая Даша.

– Ко-ко, – милостиво согласилась курица. Так началась их дружба, регулярно скрепляемая крошками от печенья. Дашенька, скармливая подружке пряник, обняла её за шею и рассказала, что они сделали пугало, а потом Даша упала, но не до крови, а Андрей Викторович заболел и у него усы отвалились…

Курица слушала очень внимательно и время от времени вставляла: «Ко-о…», мол, понимаю и сочувствую. Потом курица рассказала, как непросто снести приличное яйцо, а если хозяйка (тётя Ира из 18-го домика, это там, с другой стороны…) воображает, что на это каждый способен, то пусть сама и попробует. Снесёт десяток яиц – сразу воображать перестанет. То есть курица, конечно, говорила «ко-ко-ко», но Даша её прекрасно понимала, очень ясно представляя, как соседка несёт яйца вперегонки с курицей – кто больше, тот победил. В самый патетический момент рассказа из-за кустика клубники выпрыгнула Офелия и в ужасе заорала, увидев кошмарного зверя в два-три раза её выше. Курица распушилась и захлопала крыльями, решив защищать Дашу, как собственного цыплёнка. Потому что для цыплят кошки – существа опасные. Офелия перепугалась, попятилась обратно в клубнику и побежала ябедничать маме, что пришло жуткое белое привидение, которое ест котят, и ей, Офелии, еле удалось героически удрать.

– Мяу, – сказала Картахена. – Разберёмся.

И решительно отправилась выяснять ситуацию. При виде грозной Картахены курица осознала, что была не права, и сказала:

– Ну тогда кудах.