(по данным немецкой стороны) может дать представленная ниже схема — из того же источника. Положение на 17.2.1944. Показано продвижение советских войск с 3 по 17.02.1944

Неудача зимой 1944-го

Чем объяснить нашу неудачу в зимнее наступление сорок четвертого года западнее Витебска?

Мы обсуждали это с однополчанами и спустя многие годы после войны. С позиции офицера, не располагавшего сколько-нибудь полной информацией, ответить трудно. У непосредственных участников событий сохранилось чувство горечи, неудовлетворенности. Бессмысленности утрат.

И все же несколько слов об этом.

В наступлении принимало участие большое число соединений. Но в лесах и болотах трудно было применить для прорыва мощные огневые средства. Танков было мало, они застревали, поджигались фаустниками. Артиллерия испытывала недостаток боеприпасов, вела огонь по площадям. Основную роль должны были сыграть стрелковые части. Однако это был не ударный кулак. Не подготовленные к стремительному броску бойцы, а слабые, плохо обученные военнообязанные. Они не были способны обойти, подавить, уничтожить огневые средства противника.

Немецкое командование как правило разгадывало, откуда следует ожидать удара. Наша разведка работала плохо. Слабо разведали передний край, не знали реальной обстановки штабы. Перенацеливание ударов, изменение задач напоминали судорожные попытки нащупать слабое место. Наступавшие не обладали силой, способной пробить жесткую оборону в лесу, болотах.

Может быть, именно неудача зимнего наступления к западу от Витебска привела вышестоящие штабы к выводу: оперативные задачи не решаются превосходством в количестве штыков, невиданной плотностью боевых порядков. Стремление компенсировать качество количеством вело к неоправданным потерям, к топтанию на месте. А все это — к утрате боевого духа.

Когда наши части несколько потеснили противника, мы с удивлением обнаружили, что огневые средства оказались неподавленными. Немецкая оборона опиралась на сеть опорных пунктов — сплошной обороны у них не было. Были отдельные огневые точки, хорошо оборудованные блиндажи, небольшие по численности подразделения егерей.

Седлая дорогу на Полоцк

После тяжелых боев под Витебском дивизию переводят на новый участок. Снова предстоит марш. Первые признаки, что скоро снимаемся — полковые телефонисты сматывают кабель. Связь подается сверху вниз, и “верх” сворачивает свою нитку. В дивизион выдали новый комплект карт. Их надо срочно скомплектовать, склеить, дать под расписку управленцам и комбатам.

Строим догадки, куда нас перебросят. Собираем и складываем имущество.

Снимаемся поздно вечером. Морозно. Вытягиваемся в колонну. Двигаемся по- дивизионно, практически в общей колонне со стрелковыми частями, полковыми артиллеристами, минометчиками. Почти весь марш лесом.

Ближе к утру останавливаемся в районе Краснополья. Ждем распоряжений, куда двигаться дальше. Офицеры, следовавшие во главе колонны, совещаются. Следует команда — повернуть, двигаться в обратном направлении.

Очевидно ночью голова колонны проскочила поворот. Нам надлежало прибыть в район Дретуни, сменив там соединение, занимавшее оборону.

Дивизия седлает железную дорогу, идущую на Полоцк.

Самой Дретуни, как таковой, практически нет. Жилые дома, пакгаузы на железнодорожной станции, хозяйственные постройки сожжены или разобраны. В одном из зданий у немцев размещался госпиталь. Рядом с ним — длинные шеренги крестов, захоронение немецких солдат и офицеров. На каждом — табличка с аккуратной надписью.

Подобное кладбище видел в Демидове, в центре города. Но там было десятка полтора могил, а здесь — сотни, если не тысячи. Бои за Витебск, в районе Витебска обошлись противнику недешево.

Дивизия, которую мы сменили, более или менее плотно сидела ближе к станции. Блиндажи, скрытые подходы. Огневые средства укрыты. Иная картина в лесу, справа и слева от Дретуни. Здесь дугой пересекая железную дорогу оборона противника. Ее основу составляли три опорных пункта. Они связаны сплошными траншеями с открытыми площадками для ведения огня с широкими секторами обстрела. Перед первой траншеей проволочные заграждения, спираль Бруно.

На флангах между опорными пунктами — разрывы. В лесной чащобе, по замерзшим болотцам можно проникнуть вглубь обороны без особых помех, втихую.

Переносим на карты примерное начертание переднего края противника… Нас интересуют прежде всего места, откуда ведется артиллерийский и минометный огонь.

Уточняю координаты наблюдательных пунктов, привязываю огневые. Но карта устарела; многого из того, что изображено на ней, сейчас на местности нет. Торчат из- под снега остатки деревянных свай, угадывается основание разбитой водокачки. На месте станционных построек дзоты. Нет привычных ориентиров, опираясь на которые можно снять координаты, провести топографическую привязку.

На схеме Дретуньский опорный пункт противника.

Харитошкин побывал на переднем крае, посидел на наблюдательном пункте дивизиона. Остался недоволен — НП размаскирован, неудобные подходы, слабое укрытие. Приказал установить стереотрубу; посадили разведчиков наблюдать. Раухваргер остался доводить наблюдательный пункт до ума.

Командир дивизиона знакомится с командирами батальонов, договаривается о взаимодействии с соседями. Два батальона 1117 стрелкового полка, которые нам приказано поддерживать, держат оборону справа от железной дороги, уходящей в сторону Полоцка. Смена боевых порядков прошла ночью. Днем по прибытии стрелкачи, “огуречники”, средства поддержки и обеспечения размещались в лесу, в непосредственной близости от боевых порядков соединения, на смену которого прибыли.

Пристрелка ориентиров

В светлое время приказано не маячить. Да это очевидно и без приказа. Смена частей сопровождается повышенным движением, необычным шумом, дымом неосторожно разведенных костров. Все это не может ускользнуть от внимания противника.

Харитошкина заботит, разведаны ли огневые немцев. Судя по карте имеются одна-две поляны, где могла располагаться немецкая 105-ти миллиметровая батарея.

— Свяжись с артиллеристами, которые сидели здесь раньше, до нас. Они еще не свернули огневые. Расспроси. Сними обстановку с рабочих карт, познакомься с документацией

— А как их найти? С передка все давно ушли. Где у них огневые?

— Возьми мою пятидесятитысячную. Там кое-что обозначено. Бери Комкова и двигай туда.

Но связаться с прежними хозяевами не удается. Огневые пусты. Пушкари снялись еще засветло. В их блиндажах шуруют наши пехотинцы.

Кое-какую документацию удалось получить в штабе полка. Но с личными контактами мы явно проморгали.

Харитошкин огорчен.

— Готовь данные. Будем вести пристрелку.

— Кто?

— Вы с Раухваргером.

— Вдвоем?

— Да, вдвоем. Приобщайся. Учти, снарядов в обрез. Особенно гаубичных. Только те, что в передках, что притащили в собой. Дивизионный ДОП (обменный пункт) еще не развернут.

Машины с боеприпасами отстали: не было горючего.

— А комбаты?

— Дворецкого пригласим. Он пока оборудуется. А НП Миронова (командира 76- мм батареи) от нас в стороне. Проведет пристрелку позже.

Пожар на переднем крае

В Дретуни собирались укорениться надолго. Не тут-то было. Противник ведет себя странно. Первые день-два на передке тихо. Как пишется в донесениях: “Противник вел редкий ружейно-пулеметный огонь;