ему больше, чем кому либо. Ходил в старой солдатской шинели, кирзовых сапогах, перепоясанный добротным офицерским ремнем с планшеткой на боку. Ему приходилось часами месить грязь, слякоть, сидеть в ржавой воде. Днем нельзя обнаружить себя, раскочегарить печурку. Связь с передним краем, доставка пищи только ночью. Когда началось наступление, идти нужно было впереди, вместе со стрелковыми ротами.

Володя погиб вскоре после памятного эпизода в боевом охранении, под Даугавпилсом, когда до взятия города оставалось буквально несколько часов. Погиб, попав под огонь вражеских автоматчиков, прорвавшихся в тылы наступавших подразделений. В сравнительно спокойной обстановке, на марше. Погиб и его командир батареи Никита Дворецкий. Его сразил осколок снаряда, когда он, будучи уже заместителем командира дивизиона, шел на наблюдательный пункт.

Как нащупать чужую батарею?

Под Полотой нам портили нервы немецкие батареи. Проблема в том, чтобы не оставлять их в покое; если удастся, заставить замолчать. А для этого нужно нащупать, откуда ведется огонь. Определить координаты вражеских позиций. Ночью это можно сделать по вспышкам; днем труднее, но все же вычислить удастся, если вести наблюдение одновременно с разных точек, с нескольких НП.

Немцы тщательно маскировали размещение артиллерийских батарей. Чтобы сбить с толку, меняли огневые позиции, прибегали к различным уловкам. Вели огонь с временных огневых, откуда после стрельбы быстро убирали орудия. Меняли режим и последовательность огня.

Оборона затягивалась. Из штаба полка требовали наладить контрбатарейную борьбу. В этой дуэли верх брал тот, кто оказывался способен быстрее нащупать расположение огневых противника, скрыв собственные огневые.

Работу по контрбатарейной борьбе вел командир дивизиона. Ему помогали начальник разведки, командир топовзвода. Для этого капитан Харитошкин приказал организовать сопряженное наблюдение. Иначе говоря, производить засечку целей одновременно с нескольких наблюдательных пунктов.

На специальный планшет вычислители натянули лист ватмана. На него точно в соответствии с координатами нанесли наблюдательные пункты. На НП установили стереотрубы, провели прямую проводную связь.

В момент выстрела вражеского орудия одновременно с каждого НП определяли направление, откуда велся огонь. Отсчет велся по показаниям приборов. Результат тут же наносился на планшет. Прямая на планшете «НП — огневая противника» показывала направление огня. В точке пересечения нескольких прямых — наблюдение велось с трех пунктов — должны обнаружиться координаты орудия, открывшего огонь.

Но снять точные координаты огневой позиции орудия, которое вело беспокоящий огонь по нашим боевым порядкам, долго не удавалось. На планшете каждый раз вырисовывалась не точка (в которой пересеклись бы линии засечки наших наблюдателей), а треугольник. Где же находилось немецкое орудие, оставалось неясным — то ли внутри треугольника, то ли в одной из его вершин. И вообще треугольник — это не координаты цели, а примерный район, где она расположена.

— В чем дело? Почему не удается засечка цели?

Ведь по всем канонам приборы, с которыми работали наблюдатели, не могли постоянно ошибаться и давать неверные координаты.

Было решено увеличить базу сопряженного наблюдения. В нашу систему подключили наблюдательный пункт соседей, расположенный по другую сторону железной дороги. Снова, одновременно с нескольких пунктов, провели засечку цели.

Но искомый результат не желал трансформироваться в точку; “расплывался” в надоевший треугольник. Теперь, правда, в двойной или рассеченный надвое.

— Где же она, искомая точка? Куда запропастилось немецкое орудие?

Мы буквально ломали голову над загадкой. А что, если огонь ведет не одно орудие, а поочередно несколько орудий? Одна батарея, а стрельбу ведет поочередно то одним, то другим, то третьим орудием.

Как оказалось, именно в этом и состоял секрет неуловимости немецкой огневой. Беспокоящий огонь вело не одно орудие, а поочередно три 105-мм орудия. Они размещались не под один веер, а треугольником. Каждое располагалось по вершинам треугольника на расстоянии примерно трехсот метров друг от друга. Между ними устанавливалась проводная связь. Огонь велся поочередно, что создавало иллюзию, будто стреляло одно орудие.

Треугольник на нашем планшете не обманывал. Он “нарисовал” реальную огневую, точнее, огневые, по которым, к сожалению, с опозданием повели огонь наши гаубицы. Для подавления цели вести огонь нужно было по вершинам треугольника.

По аэростату шрапнелью

Пожалуй, несколько успешнее, хотя и не сразу, прошла охота за аэростатом. Весной 1944 г. противник поднимал его в глубине обороны, километрах в тринадцати от переднего края. Сидевший в корзине аэростата наблюдатель, вооруженный цейсовской оптикой, без особого труда засекал наши огневые средства и корректировал стрельбу по ним.

Аэростат напоминал по форме батон обычной колбасы. Его поднимали днем, как правило, в солнечную, безветренную погоду. Определить координаты не представляло труда. Цель хорошо просматривалась. Можно было увидеть трос, который ее удерживал. Но “достать” аэростат огнем было непросто, поскольку он поднимался на удалении, превышавшем дальность стрельбы дивизионных пушек. А корпусной артиллерии у нас под рукой не было.

Что оставалось делать?

По аэростату открывали огонь батареи соседнего дивизиона, обнаруживая тем самым себя, и неся потери. В ответ немцы переносили артогонь по нашим огневым. Иногда в течение дня аэростат поднимали несколько раз. Затем наступал перерыв, а через несколько дней вновь в воздухе появлялся немецкий наблюдатель.

В штабной землянке расстелили пятидесятитысячную карту и скрупулезно измерили расстояние от точки, с которой поднимался аэростат, до огневой позиции нашей 7-й батареи. Чтобы поразить аэростат, не хватало почти трех километров.

Командир дивизиона решил рискнуть. Приказал оборудовать временную огневую для 76-мм орудия как можно ближе к переднему краю, буквально в нашей первой траншее.

Пушку выдвинули ночью, замаскировали. Корректировать огонь решили с наблюдательного пункта, находившегося несколько позади нашего орудия, но имевшего хороший обзор. Стрельбу решили вести на предельной дальности, на полном заряде. Заранее подготовили данные для стрельбы. Проверили работу связи. Развернули для дублирования рации.

Спустя пару дней немцы вновь подняли аэростат.

Командир дивизиона, не испытывавший особой любви к наблюдательному пункту на высоком дереве, не мешкая, поднялся наверх и подал команду:

- “Февраль”! Первому к бою!

— Готово!

— По аэростату. Одним снарядом. Шрапнельным. Огонь!

Аэростат только поднялся, как недалеко от него вспыхнуло светлое облачко. Разорвалась шрапнель. Через несколько секунд вторая. Отчетливо видим разрывы. Круглые белые облачка на фоне голубого неба. Радостные восклицания и неожиданно понимаем — не хватает дальности. До аэростата не дотягиваем.

Что делать? Ведем стрельбу на полных зарядах. Недолет явный. На полкилометра, если не больше.

Еще один выстрел. Шрапнелью. И снова недолет.

Но что это? Не успела разорваться очередная шрапнель, как из корзины аэростата что-то выпало.

— Он, сука, что-то выбросил. Все же допекло!

Нет, не выбросил. Выбросился сам. Увидев шрапнельные разрывы, из корзины аэростата выпрыгнул немецкий корректировщик. Перед самой землей раскрыл парашют.