крупяных блюд лакомились жареным картофелем, блинами.

Нас собирался наведать Харитошкин, его опередил командир полка полковник Константин Иванович Крамаренко. Появился на огневой неожиданно. Связного отправил пообщаться с пехотинцами.

Посмотрел работу расчета. Одобрил выбор позиции. Но маскировка пришлась не по душе:

— Зачем натыкали елок так густо? Противник не глуп. Догадается, что этот ельник появился неспроста. Нужно маскировку делать естественнее.

Напоследок поинтересовался:

— Есть неясности? Вопросы?

Меня беспокоило — не слишком ли мало снарядов. На огневой, в орудийном погребке, было подготовлено двадцать выстрелов. В том числе — пять шрапнельных.

— У нас на огневой всего двадцать снарядов. Если боеприпасы кончатся, что делать дальше?

— У Вас какая задача? Сколько нужно, чтобы поразить бронепоезд?

— Два — три. В крайнем случае, четыре снаряда. Бить будем по колесной паре, по паровозу.

— Выходит снарядов достаточно. Чтобы решить поставленную задачу — хватит.

Я же считал, что после открытия огня и последующей заварухи с бронепоездом, нам придется думать о том, как спасти орудие, вытащить и увести подальше гаубицу.

— Да не позволит противник. Откроете огонь — обнаружите себя, огневые средства бронепоезда откроют по вам плотный огонь, головы не даст поднять. Придется отбиваться, а не спасать гаубицу.

На прямой наводке гаубица простояла вплоть до лета, до начала наступления. Но бронепоезд к переднему краю больше не сунулся. Из-за лесочка, что располагался перед нами, иногда поднимался беловатый дымок. Доносилось пыхтение паровоза. Состав маневрировал на путях в районе станции Казимирово. Выйти из-за укрытия на открытое место противник не решился.

После меня на прямой наводке, уже с другим расчетом, стоял вновь прибывший командир огневого взвода лейтенант Крошкин. Противник каким-то путем обнаружил наше орудие и открыл по нему огонь с закрытой позиции. Запись в журнале: “25.05. Осколком снаряда повреждена 122 мм гаубица, стоявшая на прямой наводке”. Крошкин был ранен.

«Почудилось, будто стреляют»

Рано утром меня вызвали в штаб полка, где служил мой товарищ по училищу командир топографического взвода штабной батареи Карл Нейман.

Прибыв намного раньше назначенного времени, решил заглянуть в землянку, где проживал мой коллега. Но в ней разместили гостей, прибывших из вышестоящего штаба. Карлу пришлось отправиться в блиндаж, именуемый полковым клубом.

Нахожу клубный блиндаж. Он довольно вместительный. Слева от входа — печь из красного кирпича. В центре большой стол; вдоль него — длинные скамьи. Тепло, уютно. Мой приятель, расположившись на столе, словно на нарах, крепко спит. Решив не тревожить, располагаюсь рядом, на лавке. Не успел вздремнуть, как неожиданно в блиндаже прогремел выстрел. Приподнимаюсь, пытаюсь понять, что произошло.

В воздухе медленно оседает красноватое облачко мелкой пыли. Из-под уха спящего выползает сероватый дымок. Приглядываюсь. Кобура пистолета, на котором покоилась голова спящего, разорвана. Произошел самопроизвольный выстрел, и к счастью, для нас весьма удачно.

Карл, как ни в чем не бывало, продолжает спать.

Что за наваждение? Почему произошел выстрел?

Кобура разорвана. Выстрел произведен из пистолета, лежавшего под головой у Карла. А его владелец продолжает спать.

Пыль от разбитого кирпича медленно оседает. Карл переворачивается на другой бок. Пытаюсь его разбудить.

— Проснись же, наконец! — Ты что-нибудь слышал? Карл протирает глаза; в недоумении оглядывается.

— Ты что-нибудь слышал? Или уши заложило?

— Да вроде нет. Приснилось, будто пушки стреляют.

— Тоже мне — пушки. Взгляни, что с кобурой. Осторожней. Твой пистолет стреляет сам, без твоего спроса.

Выстрел произошел самопроизвольно. Пуля из лежавшего под головой пистолета, к счастью, никого не задела. Разорвав кобуру, угодила в печь.

— Кажется, начинаю понимать. Вчера ходил на передовую. Возвращался один, вечером. Шел лесом. Загнал патрон в патронник. А разрядить ТТ забыл.

По привычке Карл подложил пистолет под голову. Во сне неосторожно повернулся. Затвор слегка отодвинул назад. Когда двинулся, приподнял голову, затвор освободился и ударил по капсюлю.

Повезло. Пуля пролетела по «свободной» траектории, никого не задев, не срикошетив. Вообще Карл родился в рубашке. За полтора года с лишком в полку не получил даже царапины.

Володя Дорофеев

Левее железной дороги передний край проходил по полю, дальше по окраине совхоза Полота. Впереди, в низинке, в пойме реки, располагалось боевое охранение. В нем бессменно сидела полурота. С ней командир взвода управления Володя Дорофеев. У него под началом — двое: телефонист и разведчик.

Как будто про тех ребят, про Володю, поэт — лейтенант из соседней дивизии, писал:

Под Полоцком было так:

мутная Полота,

лес подобстрельный, редкий,

а я — командир разведки.

Володя — командир артиллерийской разведки, командир взвода. Ежечасно, денно и нощно наблюдает за противником. Докладывает по «нитке» о его поведении, передвижении, шумах, появлении новых целей. Огонь ведет с разрешения командира батареи Никиты Дворецкого, НП которого несколько сзади, на окраине совхозного поселка.

Глубокой ночью к нашему боевому охранению пыталась подобраться поисковая группа противника.

Немецкие саперы подошли к первой траншее почти вплотную. Сняли противопехотные мины. Принялись резать колючую проволоку. Солдаты, дежурившие в траншее, обнаружили противника не сразу. Кто-то опустил клапана шапки-ушанки, накинул поверх шинели плащ-палатку и, откровенно говоря, подремывал..

Офицеры сидели в землянке, резались в карты. Иногда выходили проветриться, проверить несение дежурства.

Один из картежников выглянул наружу — как будто тихо. Прислушался. Сквозь однообразный шелест дождя услышал слабое позвякивание. Очевидно, тренькали, навешанные на колючку консервные банки. Приглядевшись, различил, буквально угадал, темные силуэты немецких солдат, резавших проволоку.

Не теряя минуты, рванулся к пулемету. Отодвинул в сторону полусонного пулеметчика:

— Тревога! Немецкая разведка!

Резанул огнем по силуэтам. Первой же очередью скосил или заставил залечь вражеских саперов. Одни так и остались лежать, другие поползли назад.

Солдаты дежурной смены выскочили из землянок. Заговорил второй пулемет. Заработала 8-я батарея — ее огонь корректировал Володя. Включились в огневую работу полковые минометы.

Плотный огонь прижимал солдат противника к земле. Мало кому из поисковой группы противника удалось вырваться из-под огня, вернуться в свои боевые порядки.

Об этом эпизоде в Журнале боевых действий — краткая запись: “В 1.00 противник с рубежа Колотовка вел силовую разведку в направлении Судино. Своевременно обнаруженный и встреченный огнем 8 батареи и стрелкового оружия, противник потерял 15 человек убитыми и ранеными и одним пленным и отошел на исходный рубеж. Одновременно разведгруппа в 30 солдат с рубежа Бороватка безуспешно вела силовую разведку с целью захвата языка в направлении Студенец. Огнем 8 батареи подавлен огонь ручного пулемета, убито и ранено до 15 солдат и офицеров противника”.

Володя Дорофеев всегда спокойно, невозмутимо делал свое дело. Доставалось