Горовица повезли рано утром, чтобы не собирать толпу любопытствующих граждан. На пороге их встретил директор. Взглянув на него, Анна в который раз подумала, что выпустили его зря. Возможно, он и не был наводчиком у бандитов, но рыло у него в пуху. Это выражение на рыхлом лице во время допроса явно говорило, что Данилко пытается скрыть страх. Ей бы немного времени, и можно было придумать, как его зацепить. В ее голове почти дозрела версия, что в похищенном портфеле находилось нечто очень ценное, не имеющее отношения к работе сберкассы. Однако Семенов приказал Данилко отпустить за недоказанностью его причастности к ограблению. Версия так и осталась недодуманной.

– Прошу, товарищи, проходите, – засуетился Данилко, открыл перед ними дверь, посмотрел по сторонам и быстро шмыгнул внутрь.

Анна вошла и нарочно оглянулась. Взгляд директора был затравленным, по виску стекала капля пота.

Что все-таки это значит?

Помещение кассы привели в порядок, чтобы все выглядело, как до ограбления. Только вместо сотрудников за перегородками сидели милиционеры.

– Так что мне делать-то? – спросил Горовиц, с любопытством осматриваясь.

«Как будто в гости зашел», – подумала Анна, наблюдая, как скованными наручниками руками тот пытается почесать ногу.

– Гражданин, сейчас будут проведены следственные действия, которые помогут восстановить картину преступления, – объявил Лазута.

Началась тягостная процедура, которая веселила лишь одного человека – Юрия Горовица.

Анна не была задействована, поэтому прямиком отправилась в кабинет директора. Собственно, именно для этого она и напросилась на следственный эксперимент.

Данилко находился в зале вместе со всеми, поэтому ей никто не мешал и не задавал лишних вопросов.

В кабинете царил хаос. Анна догадалась, что сюда стащили и кое-как сложили все лишнее. Однако рабочее место начальника имело прежний вид. Бумаги аккуратно сложены в стопочки, ручки и карандаши собраны в красивый стакан, папье-маше и чернильница стоят на одной линии параллельно краю стола.

– Да он педант, – пробормотала Анна.

У такого человека портфели на видном месте не валяются. На допросе подельник Горовица заявил, что в кабинет директора они заходили минуты на две-три. Про портфель не сказал ни слова, сделал недоуменные глаза, и это еще больше насторожило Анну. Она поднажала, и бандит признался, что да, был портфель. Взяли, а потом выкинули, потому что ничего ценного не обнаружили. Получается, зашли, увидели портфель и забрали, не взглянув, что внутри. Больше ничего не тронули. Это было более чем странно: бандиты, только что собравшие в мешки несколько тысяч, на всякий случай прихватили портфель с непонятным содержимым. С чего бы? Коллекцию портфелей собирают?

Все было не так. В кабинет директора зашли, понятное дело, чтобы поживиться еще чем-то ценным. Обнаружили портфель. Где? В шкафу или в ящике стола. Заглянули на всякий случай и нашли нечто очень для них привлекательное. Слишком объемная вещь в портфель не поместится, но картина, коробка, шкатулка – легко.

Как узнать, что там было?

Надо вызвать Данилко на повторный допрос.

Она направилась к выходу, но выйти не успела. Из зала донесся грохот, раздались крики, топот ног.

Анна сделала шаг назад, и в ту же секунду мимо директорского кабинета пробежал Горовиц.

– Стой, падла! Стрелять буду! – не своим голосом крикнул Лазута.

В конце коридора находился служебный выход. Дверь была заперта, но Горовица это не остановило. Ударом ноги он вышиб одну из досок и вывалился наружу.

Анна подскочила к пролому первая. Наклонясь и прикрывая руками голову, Щелкун несся к проходу, ведущему в соседний двор. Еще несколько шагов, и пиши пропало – не догнать.

Анна подняла пистолет и выстрелила. Щелкун дернулся, замедлил бег, но не остановился, и тогда она выпустила в него все пули, которые были в обойме.

Подоспевший Лазута вышиб остатки двери и рванул к упавшему Щелкуну. За ним, топая сапогами, бежали еще трое милиционеров.

Анна видела, как Иван наклонился над неподвижным телом, потом выпрямился и громко выматерился.

– Чего там? – дрожащим голосом спросил Данилко, появляясь у нее за спиной.

– Готов! – объявил Лазута и сплюнул.

По возвращении их вызвал Семенов, но ругал несильно. Все, что было необходимо следствию, Горовиц успел показать и рассказать. Видно, не сразу сообразил, что побег возможен.

И вообще, в глубине души начальник был даже рад, что все так закончилось.

Одним бандитом и одной докукой меньше.

Уже подходя к дому, Анна заметила знакомую фигуру. Доктор Симон прохаживался по тротуару и – она догадалась сразу – ждал ее. Сердце болезненно сжалось, но, тепло улыбнувшись, она подошла и первая протянула руку.

Оказалось, доктор пришел попрощаться.

– Мой отец давно вернулся во Францию. Сейчас он тяжело болен. Просит приехать. Я подал прошение или… как теперь это называется? С выездом за границу нынче проблемы, но я все же надеюсь … Если получится, то меня долго не будет. Даже не знаю сколько.

– Должно получиться, Иван Павлович. Я буду надеяться вместе с вами.

– Спасибо, Анна. Когда вернусь, привезу Колобку куклу. Такую, знаете, настоящую… с глазами и ресницами.

– Спасибо, но лучше не надо.

– Вы… Пожалуйста, не отнимайте у меня возможность хоть изредка общаться… со всеми вами. Ведь я вроде как крестный отец…

Это прозвучало так, что ей немедленно стало стыдно.

– Да, конечно. Я… мы будем рады видеть вас.

Симон усмехнулся.

– Но только изредка?

Анна положила ладонь на его рукав.

– Простите меня.

– Это вы меня простите за навязчивость. Я ведь понимаю, что не стоило.

– Прощайте, товарищ Семен.

Она повернулась и почти побежала от него прочь.

Ей казалось, что теперь их дороги с доктором Симоном разойдутся окончательно, но вышло иначе.

Ответный ход

В это время известие о смерти того, кого милиционеры называли Щелкуном, дошло до Москвы.

Весть принес один из тех, кто отправился в Ленинград вместе с Юрием.

В небольшой квартире на Пироговке его проводили в кабинет к хозяину. Еще не старый, но уже лысеющий полноватый человек как раз пил чай с бубликом. Не поднимаясь навстречу, он недовольно взглянул на пришедшего.

– Ну, чего жмешься, Комар?

Комар хотел поздороваться, да язык прилип к гортани.

Его понурый вид насторожил хозяина квартиры.

– Случилось, что ли, чего? Набедокурили в Ленинграде? – отложив недоеденный бублик, произнес он и сплюнул на пол чаинку. – Так и знал, что нельзя вас, дураков, без присмотра оставлять. Ну говори, чего мнешься? Раз Юрка сам явиться не осмелился, значит, его вина.

Комар отступил на шаг назад и наконец выговорил:

– Убили Юрия.

Несколько мгновений в комнате висела тишина, а потом хозяин сдавленно переспросил:

– Что?

– Убили, говорю, Юрия.

Сидящий за столом медленно поднес ко рту стакан, отпил и отставил его.

Глоток прозвучал неожиданно громко. Комар поежился.

– Знаешь, как все было?

Тот кивнул.

– Рассказывай.

– Дело мы сделали чисто. Разошлись по хатам. Собирались чуть отсидеться – и до дому. Все случилось через два дня, на ипподроме. Нет, раньше. В ресторане вечером к ним какой-то мужик прицепился, оказалось – мент.

– Кто с ним был?

– Вован и Мишака.

– Они где?

– Вована там же, на ипподроме, застрелили, а Мишака не вернулся еще. Отсиживается в Гатчине. Ждет, когда утихнет все.

– Что в ресторане? Драка?

– Да, но Юрий сумел уйти, а наши его не сдали. В милиции допытываться сильно не стали, отпустили. Они решили, что все закончилось. Пошли на бега, а там этот мусор признал его и взять хотел.

– За драку в кабаке? Что ты городишь? Или там что-то еще было?

– Ничего, клянусь. Поцапались