class="p1">– Ты лучше спроси, с кем он отправился в вояж?

– Не томи.

– С внучкой Марией Горовиц, дочерью приемной дочери, умершей вместе с мужем от тифа в двадцать четвертом. По документам девочке четыре года.

– Ни хрена себе!

Потапов сунул начальнику кружку с кипятком. Забыв про заварку.

Шишов вытащил стул и сел напротив. Его глаза так и пылали жаждой действий.

– Так они в Польше?

– Не уверен, други мои. Польша – перевалочный пункт.

– Надо отследить этого Горовица. Срочно!

– Ишь, какой умный, Потапов! Думаешь, без тебя не догадались? Как узнал, сделал запрос. Жду.

– Почему думаешь, что речь идет о нашей Маше?

– Да потому что никакой внучки у него отродясь не было! И нет! Это – можешь не сомневаться – без дураков проверено. Дочь – да, а вот детей у нее не было. Ни мальчиков, ни девочек.

– Как же этого гада выпустили с чужим ребенком?

– По документам комар носа не подточит. Неплохие у него связи, видать. Так быстро оформить документы – это уметь надо. Паспорт с визой ему за два дня сделали. Девочку вписали.

– Сволочь! – вынес вердикт Потапов.

– Денег кому надо заплатил, мразь буржуйская! – поддакнул Шишов. – К стенке таких ставить надо. Как в революцию!

– Да подождите вы, ребята! – остановил их Лазута. – Разобраться еще надо, при чем тут папаша. Его могли заставить. Пока ясно одно: похищение девочки – месть Анне за убийство Щелкуна. Значит, костяк банды сохранился и все еще очень опасен.

– В сберкассе их было четверо, – стал загибать пальцы Шишов. – Одного из амбалов и Щелкуна уже нет. Еще одного вычислила Анна. Остался один. Маловато для такого дела. Да и… пешка он. Сам вряд ли до такого додуматься мог. Украсть ребенка сотрудника УГРО – не фунт изюма слопать.

– Это здесь их было четверо, – возразил Лазута. – Основные в Москву перебазировались. Щелкун как говорил: в Ленинград гульнуть приехал, поиздержался и пошел на ограбление. Ну, вроде случайно все вышло. Но нам уже известно, что московские ограбления – один в один с нашими. Значит, основные силы там, и сколько их, мы не знаем.

– Немало, судя по всему. Вот гады! – стукнул пудовым кулаком Потапов. – Мстить за Щелкуна – одно, но ребенка воровать, это ж какими подонками надо быть!

– Надо снова выходить на Москву и подключать тамошних по полной. Они тоже не лаптем щи хлебают, понятное дело, но ребенка не учитывали пока. Очень может быть, что ее могли видеть в Москве с кем-то из шайки.

Наконец ребята заметили, что Анна за все время не произнесла ни слова. Сидела, опустив голову, и молчала.

– Ань, ты чего? – наклонился к ней Лазута.

Она посмотрела на него невидящим взглядом. Иван испугался. Никогда не видел у Аньки таких глаз. Он уже хотел кинуться позвать какого ни есть завалящегося врача или фельдшера.

– Владимир Горовиц – это Стратег, – совершенно нормальным голосом произнесла Анна.

– Так, – глубокомысленно изрек Потапов. – Понятно. Стратег, значит.

– С чего ты взяла? – спросил Лазута. – Про папашу Горовица нам ничего не известно.

– Все сходится. Юрий – вовсе не главный. Да, все указали на него, но у меня в голове сразу не укладывалось. Не тот характер! Юрий импульсивный, взбалмошный и не слишком умный. Хитер, да, но не настолько, чтобы проворачивать такие продуманные комбинации. Я уже говорила: бандой руководит человек совершенно другого склада. Логик, умеющий мыслить стратегически. Не тянет Щелкун на стратега. Он больше похож на… сынка влиятельного папаши. Такой тип людей мне знаком. Он уверен, что ему все позволено, в случае чего отец его прикроет. Обычно такие превосходят родителя, например, по жестокости, смелости, а все потому, что хотят доказать: и он не лыком шит. Юрий из таких.

– Все это следует проверить, – помолчав, произнес Лазута.

– Да сами подумайте, ребята. Неужели кто-то из бандитов так обожал этого Щелкуна, что придумал столь сложную комбинацию? Нет, это сделать мог только тот, кому Щелкун дорог по-настоящему, – его отец. Я уверена: настоящий главарь банды – Владимир Горовиц. Он и есть Стратег!

– Лазута, там тебя к телефону спрашивают, – заглянул в дверь дежурный. – Из Москвы, сказали.

Иван сорвался с места и помчался в дежурку.

– Ань, ты не расстраивайся, – решил заполнить паузу Шишов. – Видишь, уже ниточка появилась.

– Спасибо, – кивнула старому другу Анна.

– Если надо, так мы ту банду в стружку покрошим, – кашлянув, добавил Потапов.

Ему нравилась Анна Чебнева, но с первого взгляда было понятно: такая не каждому по зубам. Сначала думал: она занята. Но даже когда выяснилось, что мужа у нее нет, а ребенок есть, симпатии своей демонстрировать не стал. Строга уж больно.

Лазута ворвался в кабинет и закричал с порога:

– Есть! Вчера гражданин Горовиц пересек границу Франции.

– А Маша? – холодея, спросила Анна.

– Девочка с ним.

– Мне нужно ехать.

– Куда, Ань?

– Во Францию.

Широкий круг знакомых аркадия рудницкого

С тех пор как Анна впервые увидела Аркадия Нестеровича Рудницкого в кабинете тятеньки, прошло ровно десять лет. Они как-то даже говорили, что неплохо бы отметить юбилей, да все некогда было. Ей, конечно, не ему. Последние годы Рудницкий почти постоянно сидел на своей даче за городом, хотя из-за постоянных «уплотнений» ему приходилось ютиться в летней кухне, где была лишь одна комната. Удобства теперь располагались в самом дальнем углу участка, так как заселившие некогда большой дом «пролетарии» за ненадобностью переделали ванную в дополнительную комнату, а туалет – в кладовку. Мыться теперь следовало ходить в общую баню, оборудованную в бывшем доме приходского причта. Баня получилась большая, мест хватало на всех.

Из привычных для Аркадия Нестеровича удобств осталась только маленькая терраска, примыкавшая к зданию кухни.

Рудницкий на свое житье-бытье никогда не жаловался, и Анна считала это весьма разумным. Если бы стал спорить, возмущаться или просто попробовал объяснить новым соседям, что мыться все же лучше в собственной ванне, а справлять нужду в теплом туалете, привлек бы к себе ненужное внимание. На него и так косились, как на всех «бывших».

За прошедшие годы не было у Анны лучше советчика и помощника в любых, порой весьма затруднительных делах. Не бытовых или семейных, а именно связанных с профессиональной деятельностью. Каким-то образом Рудницкий, безвылазно – за исключением похода в баню – сидя в своем домишке, умудрялся знать и видеть больше других.

Анна всегда удивлялась способности Аркадия Нестеровича делать серьезные выводы даже из самой скудной информации. И не просто выводы, а правильные и глубокие, не раз и не два направлявшие расследование на правильный путь.

Стоит ли удивляться, что, едва придя в себя от шока, Анна помчалась к старому другу.

Уже вовсю шуровало лето, но в Ленинграде это было не так заметно. За городом – другое дело. Глядя в трамвайное окно, Анна невольно замечала, что листва деревьев из нежно-салатовой стала сочно-зеленой. Среди ветвей виднелись белые соцветья рябины, желтые – акации, кое-где на диких яблоньках уже начали завязываться плоды. Трава поднялась и запестрела не только одуванчиками, но и душицей, колокольчиками, любимыми васильками.

Невольно пришла в голову мысль: хорошо бы показать все это Маше. Какой восторг она испытала бы перед этим великолепием!

Анна отвернулась от окна и стала глядеть на свои руки. Сейчас никак нельзя думать о том, что сделала или сказала бы Маша.

Надо думать лишь о том, как ее спасти.

К дому Рудницкого она подошла с таким лицом, что Аркадий Нестерович, как обычно заметив ее издалека, сразу поднялся с кресла, всегда стоявшего на террасе, и быстрым шагом