Фефа предлагала приклеить сверху бумажные цветы, но Анна воспротивилась.

– Глупости какие! Они сразу отклеятся или сомнутся!

Фефа согласилась, но в итоге все равно сделала по-своему: приклеила цветы, правда, не на туфли, а по вороту платья.

Анна приходила домой поздно, проследить за всеми Фефиными причудами не могла, поэтому на этот вариант согласилась.

– Вот увидишь, Машеньке понравится! – разглядывая получившийся наряд, сказала Фефа.

Так и случилось.

Когда, нарядив, девочку поставили перед зеркалом, она замерла, не в силах поверить, что волшебное существо – это она сама.

– С днем ангела, Машенька! – поцеловала ее счастливая Фефа. Девочка обняла няню двумя руками и чмокнула в круглую щеку.

Анна глядела на них, улыбаясь их радости.

– Юта, пойдем гулять! – повернулась к ней дочь.

– Хорошо, только сначала переоденемся.

– Нет! Я хочу пойти так!

– В этом платье на улицу идти нельзя.

– Почему? – спросила девочка и посмотрела на нее своими необыкновенными глазами.

Анна не нашлась что ответить.

Первым делом они навестили доктора Симона, который выразил по поводу наряда необыкновенный восторг и подарил Колобку коробку карандашей и альбом для рисования.

– Я буду рисовать эльфов! – заявила Маша, прижимая к себе подарок.

Доктор Симон улыбнулся и с затаенной грустью взглянул на Анну.

Неужели никогда она не будет с ним? Только за одну надежду он отдал бы все на свете.

Анна поблагодарила. Ее улыбка была нежной, но это совсем другая нежность.

Когда они ушли, доктор долго смотрел вслед.

Прогулявшись по бывшей Гороховой, которую снова переименовали, на этот раз в улицу Дзержинского, Анна с дочерью прошлись вдоль набережной и свернули к Лебяжьей канавке.

В заброшенном и неряшливом Летнем саду, куда по многолетней привычке все еще приходили гулять ленинградцы, на девочку смотрели как на инопланетянина, но, к удивлению Анны, ребенка это совершенно не смущало. Маша держалась так, словно разгуливала в подобных платьях всю жизнь.

Мимо, что-то обсуждая, прошла группка иностранцев. Анна прислушалась. Говорили по-английски.

Увидев Машу, заграничные гости замолчали на мгновение, а потом заговорили разом и бросились фотографировать. Анна не успела и глазом моргнуть, как они защелкали фотоаппаратами, приговаривая:

– Beuty girl! Wonderful! Special!

Анна испугалась. Маша – нет. Стояла, улыбаясь, и, казалось, получала от происходящего удовольствие.

Что за удивительный ребенок! Ничего не боится! И в кого только пошла такая смелая?

Иностранцы нащелкались и двинулись дальше.

– Пойдем домой? – предложила Анна, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Я хочу еще немного погулять, – глядя на нее просящим взглядом, сказала Маша.

Ну как можно отказать имениннице?

Маша побежала вперед и скрылась за поворотом. Чуть замешкавшись, Анна двинулась следом и испугалась, увидев: на боковой, скрытой за разросшимися кустами дорожке стоит Маша и разговаривает с каким-то мужчиной, по виду из компании тех англичан.

Анна торопливо подошла.

Иностранец стоял к ней спиной и что-то говорил, наклонясь к ребенку.

– Позвольте! – громко сказала Анна.

Иностранец повернулся.

– А мы тут обсуждаем, нужна ли к этому наряду корона. Я полагаю, что вполне можно обойтись без нее.

Не в силах что-либо сказать, Анна смотрела молча.

Иностранец приподнял шляпу.

– Позвольте представиться: Джон Уэйн. Бизнесмен из Нью-Йорка.

– Папа, пойдем с нами на обед, – дергая его за полу, предложила Маша. – Фефа пирог с ревенем испекла. И компот сварила из яблок.

– Ну как я могу отказаться! – всплеснул руками Уэйн и взял дочь за руку.

Пропуская Анну вперед, он взглянул на ее волосы.

Они были скручены в узел.

И заколоты гребнем.

Солнце скрылось за тучами, сразу стало прохладно, откуда ни возьмись подул ветер, стал накрапывать обычный ленинградский дождь.

Но этого никто не заметил.

Сноски

1

Маяковский В. Прочти и катай в Париж и Китай.