— О, ты себе даже не представляешь... как.

Они долго шли каким-то дворами, переулками и наконецдобрались до высокого полустеклянного зеркального дома. При виде него Лайонелскривился и разозлился еще больше.

Он вошел в подъезд, пригвоздив к месту консьержку однимвзглядом. Лифтом они не воспользовались, поднялись до седьмого этажа полестнице. В квартиру попасть не составило труда, Лайонел сунул в скважинулезвие небольшого перочинного ножика, ковырнул там и вошел в прихожую. Повсюдувисели зеркала.

— А как ты определишь, где лежит самая дорогая вещь? — елеслышно прошептала Катя, боязливо оглядываясь.

Молодой человек криво усмехнулся.

— А я слышу, — и шагнул к двери с нарисованным зайчиком.

Девушка не успела опомниться, как он проник в детскую иподошел к кроватке, на которой спала маленькая девочка в облаке светлых волос.

— Стой-стой-стой, — замахала руками Катя, — ты же не тронешьребенка, лишь потому что кто-то снес старую развалюху и строит на ее местеновое, красивое здание?! Лайонел, ты...

Он, казалось, даже не слушал ее. Взгляд его был устремлен наспящего ребенка.

— Я хочу, — произнес Лайонел, смакуя каждое слово, — чтобыдень за днем ее отец спрашивал себя, что он сделал не так, чем заслужил стольогромное несчастье.

— Он ничего не поймет! Никто бы не понял! — выпалила Катя. Иувидев, как он протягивает руку к шее ребенка, упала на колени, хриплопрошептав:

— Лайонел, умоляю тебя, оставь девочку, она ни и чем невиновата!

Молодой человек презрительно уставился на нее.

— А ты разве не замечала, что почти всегда за виноватыхстрадают невинные. Так принято!

— Я тебе не прощу этого!

Его рука опустилась на шею девочки, и пальцы сжались,раздался хруст. Ребенок не успел даже проснуться.

— Не простишь? Значит, ты выбрала не того. Сочувствую.

Лайонел бросил лишенный всякой жалости взгляд на содеянное,поправил лежащего на подушке мягкого зайца и, рывком подняв Катю с пола,выволок ее за дверь, а потом из квартиры.

Когда они вышли на улицу, девушка немного пришла в себя. Оназакрыла лицо руками и так стояла, не в силах смотреть в прекрасное лицо следяными бездушными глазами.

Что он пытался ей доказать? Какой урок хотел преподать?

— Убийца, — отнимая ладони от лица, выплюнула Катя.

— Одна из привилегий власти — это возможность безнаказаннойжестокости. Привыкай.

Девушка замотала головой.

— Вильям был прав, все играешь в Бога! Но ты, Лайонел, неон!

Тот лишь пожал плечами и обаятельно улыбнулся.

— Так пусть скажет мне об этом лично.

Она отступила, но Лайонел как будто прочитал ее мысли и вмгновение ока бесцеремонно схватил за локоть.

— Нам пора.

— Я не хочу тебя видеть! — взвизгнула Катя, пытаясьвысвободиться. — Ты просто ненормальный!

Их взгляды встретились, и она перестала вырываться. Онсмотрел на нее внимательно, не мигая.

— Ты долго меня не увидишь, — наконец произнес Лайонел иотпустил ее. — У тебя будет время подумать и взвесить свое решение.

Девушка ощутила, как страх сковывает тело, словно вливая ввены жидкий свинец. Ей мучительно хотелось задать вопрос, но слова не шли наязык, как заколдованные.

Когда молодой человек двинулся вдоль по улице, Катяпоплелась вслед за ним. Через некоторое время они дошли до центра и сели взолотистую машину, припаркованную в одном из темных переулков.

Девушка смотрела в окно, вслушиваясь в печальные звуки«Лунной сонаты» Бетховена, и ей вновь хотелось плакать. Из-за того, что всесовсем не так, как ей представлялось. Сейчас она казалась себе ужасно глупой.Разве мыслимо было поверить, что беспощадный вампир, влюбившись, вдругпревратится из хищника в ласкового безобидного котенка? И если ей так необходимкотенок, не прав ли Лайонел, говоря, что она выбрала не того?

Машина остановилась у ворот. Катя сразу же вышла инаправилась в дом, успев услышать:

— Жду тебя через десять минут в моем кабинете.

От нехорошего предчувствия перехватило дыхание. Она знала —случится что-то страшное и непредотвратимое.

Девушка не стала переодеваться, а остановилась у дверейкабинета и осталась там.

Вскоре подошел Лайонел. Пригласил ее войти, ничего необъясняя, достал из кармана ключ от шкатулки и вставил в один из замков.

Катя перестала дышать, следя за его быстрыми, хорошоотточенными движениями. Когда замки были сняты, а крышка откинута, он вынул изящика плотный белый конверт с красной печатью, на которой изображался все тотже кубок с двумя летучими мышами, опускающими в чашу сердце.

— Герб Тартаруса, — объяснил Лайонел, надламывая печать ивытаскивая из конверта сложенный вдвое листок. Полетевшие на пол куски печати,неожиданно взмыли вверх, прямо на глазах выросли, превратившись в двух крупныхлетучих мышей с влажными черными глазами.

Катя ахнула от неожиданности и закрылась руками. Мышиоблетели вокруг нее и приземлились на плечи к Лайонелу, сложив кожистые большиекрылья.

— Кто это?

Молодой человек проигнорировал ее вопрос и развернул письмо.Пару секунд читал, после чего бумага сгорела прямо у него в руках — вспыхнулаи, почернев, пеплом посыпалась на ковер.

Девушка боялась шевельнуться, черные глаза мышей пристальноследили за ней.

— Что там? — пролепетала Катя.

— Это приказ, — последовал спокойный ответ. — Старейшинывызывают меня в Тартарус.

После недолгой паузы она спросила:

— А как же я?

Лайонел насмешливо напомнил:

— Час назад ты сказала, что не хочешь меня видеть. Твоежелание исполнится.

— И когда ты собираешься...

— Сейчас.

Девушка недоверчиво нахмурилась.

— Ты не можешь! Не можешь просто взять и... а как же твойгород?

Лайонел помрачнел и резко заметил:

— Ты не оставила мне выбора. — Он задумчиво прикоснулся кзамкам. — Их нельзя открывать, если не собираешься вскрыть шкатулку. Даже каплякрови старейшины, запертая в этом ящике, обладает огромной разрушительнойсилой. У меня было еще три дня, чтобы подготовиться и открыть, но после твоеговмешательства любое промедление могло стоить тебе жизни.

— Я не знала, — только и смогла выговорить Катя.

Ледяные глаза встретились с взглядом черных глаз летучеймыши.