Я осталась.

И через пятнадцать минут уже восседала в гостиной,прислушиваясь к разговору на кухне, за стеной. Разговор шел на повышенныхтонах.

— Как домработница вы бесперспективны. Искра, —вещала Аглая. — И никакой рекомендации я вам не дам, так что положитеметлу и не имитируйте бурную хозяйственную деятельность!.. Или вы собралисьлететь на ней… Не задерживаю!.. При чем здесь слезы?.. Меня не было неделю, ипосмотрите, во что вы превратили кухню!.. Это что такое?! А это? А гдекофейник?.. Ах, вы разбили его? Случайно?! Да у вас, как я посмотрю, руки подчлен заточены!..

Ответа несчастной Искры я не расслышала, но после негосудьба домработницы была решена окончательно.

— Испытательного срока вы не выдержали. Вон отсюда!Во-он!

Так, с оставшейся за кадром безобразной сцены, началась мояслужба у суперзвезды нового российского детектива Аглаи Канунниковой.

Очень скоро я поняла, что, нанимая меня на работу, Аглаяслукавила.

Во-первых, найти квартиру в престижном районе (к коему,несомненно, принадлежал пятачок у метро “Аэропорт”) за сто пятьдесят баксовбыло просто нереально. А каждый день ездить в центр из какого-нибудь богомзабытого Перова или Алтуфьева, а тем более из подмосковного Зеленограда, мневовсе не улыбалось. Пришлось пожертвовать частью причитающихся мне денег иснять однокомнатную халупу в Авиационном переулке, в десяти минутах ходьбы отАглаиного дома.

Во-вторых, функции личного секретаря оказались довольноразмытыми. Я и понятия не имела, что в них могут входить мытье посуды,ежедневная влажная уборка квартиры и прогулки с ненавистной мне Ксоло, лопаткойи пакетиком для собачьего дерьма (Аглая, видите ли, была страстной поборницейчистоты улиц. И даже приняла участие в образцово-показательном социальномролике “Звезды против грязи”).

Третьим пунктом была работа с письмами. Я получила ключ отабонентского ящика на почте и дважды в неделю выгребала оттуда горы посланий.Они были самыми разными, эти послания: от здравиц и восторгов по поводуАглаиного творчества до смиренных просьб помочь деньгами и продуктами.Попадались и рукописи. Романы, рассказы, заметки из жизни правоохранительныхорганов и преступных сообществ.

На каждое из этих писем я должна была давать ответ:

Аглая очень заботилась о своей репутации. Два моих первых(пробных) опыта эпистолярного общения с поклонниками были одобрены.

— Отлично, девочка, отлично, — сказала Аглая,пробежав их глазами. — Я в вас не ошиблась. Я и сама написала бы так же.Если бы у меня было время отвечать на всякий вздор. И если бы я была такой жепростушкой, как и вы.

Я фыркнула носом, всем своим видом выражая негодование.

— Ну, не дуйтесь. Людям нравится, когда с нимиразговаривают вот так, запросто. Это их успокаивает.

Интересно, кем она себя мнит? Уж не Богородицей ли насносях?

— И вот еще что, — не унималась Аглая. —Поблагодарите за рецепт слоеного пирога. Кажется, он был в письме. Напишите,что непременно им воспользуетесь.

— Вы?

— Я конечно. Вы же пишете от моего имени.

Сдобу и сладости Канунникова презирала. А в домашнихусловиях питалась исключительно кофе, базарным творогом и сырым, мелконаструганным и посоленным, мясом. Все это закусывалось витаминами (американскийсбалансированный комплекс на каждый день — в пластмассовых коробочках). Творог,мясо и покупка витаминов тоже были на мне, как и проклятая Ксоло, исподтишкахватавшая меня за икры.

За неделю до окончания испытательного срока я взбунтовалась.Время для бунта было выбрано самое неподходящее: Аглая только что вернулась сзаписи программы “Формула успеха” и пребывала в самом мрачном расположениидуха. Она ненавидела публичные выступления, ее равно раздражали инедоброжелатели (за то, что они не желают ей добра и готовы утопить ее в чайнойложке), и оголтелые фанаты (за то, что они любят ее слишком сильно).

Иногда мне казалось, что весь мир находится у АглаиКанунниковой на пресловутом испытательном сроке. И что если бы она могла, тоуволила бы этот мир без выходного пособия да еще запустила бы ему вследкомнатным тапком.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказала я,посыпав зеленью ломтики сырой телятины и ставя тарелку перед Аглаей.

— Говорите, — милостиво разрешила она и приняласьза мясо. — Но сначала, если вас не затруднит, налейте мне водки.Телевидение так утомляет… Никогда не становитесь знаменитой, девочка, этовылезет вам боком.

Как будто у меня есть выбор!.. Я — совсем непочтительно —плеснула водки в стакан (эксцентричная Аглая пила водку из граненых, ещедоперестроечных общепитовских стаканов) и произнесла:

— Меня не устраивает мое нынешнее положение. Я разбираювашу почту, я трачу свою жизнь на бессмысленные, никому не нужные ответыкакой-то тете Мане из Уссурийска и дяде Феде из Гусь-Хрустального… Я сижу нателефоне, я договариваюсь о встречах, я отбираю вопросы для интервью… Я отбираюматериалы для сайта… Я даже готова терпеть ваше хамство, вы имеете на негоправо. Но ходить на рынок, стирать белье, выгуливать вашу собаку… Я же недомработница, в конце концов!

— Вы не домработница, — успокоила меняАглая. — Домработницы не задерживаются у меня больше недели. Вам удалосьпродержаться три, вы корректны, исполнительны, не суете нос в мой рабочийкабинет. Вы меня устраиваете.

— А вы меня — нет. Аглая расхохоталась.

— Тогда почему вы все еще здесь?

Действительно, почему я все еще здесь?

Этот вопрос я и сама задавала себе каждое утро, вылезая изкровати и влезая в джинсы. Этот вопрос я задавала себе, когда чистила зубы ивытаскивала из абонентского ящика кипу писем, адресованных Аглае Канунниковой.

В жизни своей я не видела такой высокомерной стервы. Такойрасчетливой стервы. Такой циничной стервы. Стервы, полной намеков. Стервы,полной тайн. Конечно, я подозревала, что все эти тайны и выеденного яйца нестоят. И связаны разве что с оригинальным способом заточки карандашей илинастаиванием спирта на укропе с чесноком.

Но как они подавались!..

Одна из комнат в квартире Аглаи была отведена под кабинет.За те три недели, в течение которых я исполняла свои псевдосекретарскиефункции, мне ни разу не удалось переступить его порог. О том, что в домесуществует запретная зона, Аглая предупредила сразу же.

— И прошу вас, девочка, никогда не заглядывать ко мне.Есть ли я дома, нет меня — неважно. Это требование не кажется вам таким ужневыполнимым? — Она поднесла руку к подбородку — очевидно, для того, чтобыпотеребить воображаемую синюю бороду.

— Не кажется, — соврала я. — Я нелюбопытна.

— Нелюбопытных людей не существует в принципе. Это —генетическая аномалия. А вся проблема заключается в том, чтобы хорошенько взнуздатьсвое любопытство. А затем вовремя дать ему по рукам. Вы меня поняли?