— Подъезжайте. Васильевский остров, улица Шевченко…

— Видите ли… Я очень занятой человек. А вы сами немогли бы приехать?

Я ухватилась за телефонный шнур. Мадам Цапник не соврала:женщина действительно оказалась деловой. А с преуспевающих бизнес-самок,которые беспокоили меня крайне редко, я обычно брала по двойному тарифу.

— Диктуйте адрес.

— Гостиница “Астория”, номер сто три. Это несколькоменя озадачило. При чем здесь гостиница?..

— Жду вас через час.

— Но…

Женщина повесила трубку, оставив меня в полнойрастерянности. Странный звонок, странные тексты… А может, это вовсе не наводкамадам? Тогда что? Голос не принадлежал никому из моих знакомых, я никогда неслышала его раньше, но имя и фамилия — мои, телефон тоже мой…

Озарение пришло только тогда, когда швейцар распахнул передомной тяжелую дверь “Астерии”.

Дашка. Ну конечно же, Дашка!

Приехала в Питер по своим богемно-журналистским делам ирешила меня разыграть. Добить окончательно. Ты, мол, сидишь с выкройкой ибулавками во рту, а я — в дорогой гостинице. Месть за эссе удалась, ничего нескажешь.

Я подошла к стойке суетливо-подобострастного портье.

— Номер сто три. Меня ждут.

Портье сделал неопределенный жест рукой, и за моей спинойвырос молодой человек в строгом костюме. Болтавшаяся на лацкане его пиджакабирка уведомила меня, что я имею дело со службой безопасности отеля. Идальнейшее сопротивление бесполезно.

Молодой человек с биркой аккуратно подхватил меня подлокоть.

— Не стоит, я еще сама в состоянии идти, —пролепетала я.

— Пройдемте. — Он не обратил на мои слова никакоговнимания.

И мы прошли в гостиничный бар. Теперь я была совершенноуверена, что звонок — Дашкиных рук дело. И мадам Цапник с ее деловой протежездесь ни при чем: не буду же я снимать мерки в точке общепита, в самом деле!..

Но Дашки в полупустом баре не оказалось. И пока ясоображала, что бы это могло значить, охранник подвел меня к самому дальнемустолику. За ним расположилась какая-то женщина. Она кивнула охраннику и сделалаприглашающий жест рукой.

— Прошу.

— Меня? — переспросила я.

— Вы ведь Алиса? Садитесь.

Поколебавшись секунду, я все-таки устроилась напротив. Иробко произнесла:

— Вы от Эмилии Ефимовны?

Эмилией Ефимовной звали мою добрую стотридцати-килограммовуюфею мадам Цапник.

— Нет. Я сама по себе.

Женщина подперла рукой подбородок и принялась откровенноменя изучать. Так откровенно, что в первую секунду я разозлилась. А во вторуюрешила: черт с тобой, изучай, я и слова не скажу.

Точно определить возраст сидевшей передо мной дамы былоневозможно. Но ставки начинались с сорока пяти. В этом возрасте онапроболтается еще лет двадцать, если, конечно, будет делать подтяжки и посещатьмассажные кабинеты. Женщины подобного типа никогда не страдают гипертонией,пьют исключительно черный, крепко заваренный кофе, выкуривают не меньше двухпачек сигарет в день, мало спят, коротко стригутся и никогда не закрашиваютседину (это придает им дополнительный шарм). Котов в качестве домашних животныхони не переносят, зато всегда заводят собак крупных пород и молодых любовников.

Как клиентки, они достаточно непритязательны, потому что водежде предпочитают спортивный стиль.

В просторечии такой женский подвид называется “баба сяйцами”.

И передо мной — типичная представительница этого подвида.Умное, волевое лицо, резко очерченные губы, едва тронутые светлой помадой, иэксклюзивное серебро на всех пальцах. Такого серебра не найти ни в одноммагазине, оно передается исключительно по наследству. Или завоевывается кактрофей — вместе с карьерой, деньгами и мужскими скальпами…

Закончить анализ я не успела. Женщина вынула из стоящейрядом с ней сумки журнал и швырнула его на стол.

— Ваших рук дело? — спросила она.

Черт возьми, это был “Роад Муви”! Последний выпуск,датированный июлем. От нехорошего предчувствия у меня засосало под ложечкой.Если это действительно Дашкин розыгрыш, то он чересчур пышно обставлен. Инесколько затянулся.

— Страница пятьдесят четыре, — подсказала женщинаЯ подтянула к себе журнал и — не без опасений — раскрыла его на указаннойстранице.

Буквы запрыгали у меня перед глазами: в рубрике “Гамбургскийпетух” сияло и переливалось мое собственное эссе “Украденные поцелуи”. Конечноже, оно было на добрых две трети меньше первоначального варианта, но оно было!

Дашка, корова, почему ты не сообщила мне об этом?!

— Вы от Дарьи? — спросила я.

— Странные у вас вопросы. — Женщина нахмурилатонкие брови. — Я ведь уже сказала. Я — сама по себе. Меня зовут АглаяКанунникова.

Кажется, у меня отвисла челюсть. Или вскрылись все поры налице. Или выпали все волосы. Во всяком случае, дама, представившаяся как АглаяКанунникова, посмотрела на меня с сожалением. А потом хорошо заточенным ногтемотчеркнула название.

— Почему?

— Что — “почему”? — Я была совершенно сбита столку.

— Почему вы так ее назвали?

— Есть такой фильм. У Франсуа Трюффо, французскогорежиссера…

Канунникова досадливо поморщилась.

— Я знаю. Но почему вы назвали свою писульку именнотак?

— Просто… Это мой любимый фильм. Мне показалось…

— Плевать мне на то, что вам показалось. Да, забыла добавить,что бабы с яйцами отличаются бесцеремонностью и роковым влечением кненормативной лексике.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала я и сделала попыткувстать из-за стола.

— Сядьте. Я заказала кофе. Но могу заказать ичто-нибудь покрепче, если… — не договорила она и снова уставилась на меня.

— Если?..

— Если вы то, что я думаю. Значит, “Украденныепоцелуи”… Там есть посвящение, в самом начале фильма. Кому?

Ситуация была просто идиотской. Еще большей идиоткойоказалась я, клюнув на этот звонок и на этот глупый розыгрыш. АглаяКанунникова, надо же! Бабы с яйцами не пишут уютные книги!..

Видимо, на моем лице отразилась такая борьба чувств, чтосамозванка-экстремистка не выдержала. И припечатала журнал книгой.

— Это один из моих первых романов. — Онаперевернула книгу и показала мне обложку с фотографией. — Изображение какна могильной плите, но узнать можно. Похожа?

Книга действительно принадлежала Канунниковой. А фотографияна тыльной стороне — женщине напротив.