Мы сели завтракать, я пила чай и составляла план дневнойкампании. Следовало осмотреть пустырь и приглядеться к соседскому жильцу. И тои другое — незамедлительно. Мышильда со мной согласилась, что бывает нечасто, ичерез некоторое время мы уже пробирались на пустырь сквозь заросли терновника.Выяснилось, что туда уже вел более удобный путь: от соседского забора, вкотором не хватало двух досок, вилась тропинка, причем основательно утоптанная.Пройдя по ней, мы обнаружили мужчину лет тридцати пяти. Сидя на корточках, ончто-то увлеченно разглядывал в зарослях крапивы. Рядом с ним на очищенномпространстве лежало нечто, напоминающее карту.

— Добренькое утречко! — гаркнула я, мужчинаподпрыгнул и завалился на спину, потом перевел взгляд на нас и очень натуральносхватился за сердце. — Помочь? — заботливо предложила я и протянуларуку. Он дернулся от моей руки, точно от гремучей змеи, поднялся и, вскинувголову, стал разглядывать меня, а я его. Собственно, разглядывать там былонечего. Коротышка с ранней лысиной и физиономией мудрого зайца. Одет вспортивные штаны и футболку, из рукавов которой нелепо торчали тощие руки.

— Интеллигенция, — прошипела Мышь. Жилец дернулсякак от удара.

— Вы из дома номер пять? — с особой нежностьюспросила я.

— Я, собственно, да… из номер пять.

— А мы вот поселились в девятом. Решили отдохнуть народине предков. Как раз здесь стоял их дом. Вот интересуемся. А вы любительфлоры или бабочек ловите?

— Я… бабочек…

— Отлично. Давайте знакомиться, как-никак соседи. ЭтоМарья Семеновна, можно Маша, а я Лиза.

— Эдуард Митрофанович, — с легким поклоном ответилон.

— Что ж, Эдик, — легонько хлопнув его по плечу,сказала я. — Занимайтесь бабочками, а мы тут малость осмотримся.

Я небрежно заглянула в его карту, он тут же торопливо убралее за спину. Насвистывая, с видом праздных туристов мы прошлись по пустырю.Эдик, охладев к бабочкам, исчез в дыре в заборе.

— Точно — конкурент, — проводив его свирепымвзглядом, заметила Мышильда.

— С конкурентами у нас один разговор: бритвой по горлуи в колодец.

— Только без криминала, — ахнула сестрица. —Мы ж интеллигентные люди, а истинный интеллигент не занимается мокрухой безкрайней на то нужды. Чужую жизнь надо немного уважать.

— Задавим морально, — согласилась я с доводамисестрицы и добавила:

— Давай карту.

Мы выяснили, где приблизительно мог стоять дом в началевека, потратив на это по меньшей мере два часа. После чего поняли, чтонуждаемся в отдыхе, и вернулись к Евгению Борисовичу, который с нетерпениемподжидал нас, покуривая на ступеньках крыльца.

Он был по-прежнему бос, как видно, предпочитая иной обувиту, что дала природа, и очень весело шевелил пальцами ног, при этом что-томурлыча себе под нос.

— Ну, как оно? — спросил он, завидя нас.

— Отлично, — кивнула я.

— Неужто нашли чего? — ахнул Евгений Борисович.

— Москва не сразу строилась. Но кое-что проясняется.Надо определить, где стоял дом, от задней стены отсчитать положенное количествошагов и там копать.

— Ты, Елизавета, девка умная, это сразу видать, —с легкой улыбкой заметил Евгений Борисович, — но здесь всекопано-перекопано раз двести. После трех пожаров, да и вообще…

— Евгений Борисович, — пропела я. — Мы ж вотпуске. На юг ехать деньжат нет, а здесь какое-никакое, а занятие. Может, инайдем чего.

— Оно конечно, — кивнул Евгений, легко поднялся иторопливо заговорил:

— А я ведь щец сварил, наваристые. Не желаете?

— Золотой ты мужик, — обрадовалась я.

— От души и с удовольствием. Один-то жил, точно собакабродячая, чего подцепил, то и стрескал. А с хорошими-то людьми любое дело врадость. Живите хоть до самой зимы и клад ищите, мне одно удовольствие. —В этом месте он немного передохнул и сказал слегка заискивающе:

— К щам-то бы надо… Елизавета.

— Так оставалось… — начала я. Евгений заметнозастыдился, а яркий румянец на его лице и блеск глаз подтвердили, что вчерашнийзапас иссяк. Я выдала деньги, и он радостно потрусил вдоль по улице,по-прежнему босиком.

— Зимой он ходит в валенках на босу ногу, —вздохнула Мышь. — Что, опять водку пить в рабочий полдень?

— Не хочешь, не пей, — пожала я плечами, — ачеловека поддержать надо.

— Кстати, сегодня понедельник. Интересно, хозяин нашгде трудится или у него отпуск? До пенсионного возраста ему жить да жить, а изподросткового он уже вышел.

— Придет — спросим.

Пройдя в дом, я сняла спортивный костюм, облачилась в шортыи майку. Мышильда сделала то же самое, после чего мы с наслаждением умылись вогороде холодной водой.

Притрусил Евгений, и мы сели обедать. От водки отказались,решив сподобиться на сон грядущий, хотя заведомо знали, что к вечеру этаемкость будет пуста. Щи удались на славу, мы похваливали хозяина, а онрасцветал на наших глазах. Радость его немного поубавила Мышильда своимвопросом:

— А скажи, Борисыч, ты в отпуске, что ли?

— Нет, — повертел он головой. — Не трудящийсяя. С детства хворый и второй год как на инвалидности.

— А что за хвороба? — удивилась я, вглядываясь впышущую здоровьем личность хозяина. Название болезни было замысловатым,труднопроизносимым и ничего нашему разуму не говорившим.

— Это что ж такое? — нахмурилась сестрица,любительница докапываться до истины.

— Ноги, — грустно сказал Евгений и вдоказательство продемонстрировал голые стопы, выдернув их из-под стола. Я слюбопытством уставилась на них, но обнаружить принципиальное отличие от любыхдругих не смогла. Однако обижать хозяина не хотелось, я сочувственно вздохнулаи нейтрально заметила:

— Да-а…

Хозяин обрадовался, убрал ноги и приналег на водку.

После обеда мы немного повалялись в саду, в некошеной травкепод сенью развесистой яблони. Где-то через час перед глазами возник Евгений,отправленный нами на боевое задание. В руке он держал лист бумаги и радостносообщил:

— Вот, Елизавета, как велела. Паспортные данные.Хозяйка, Анна то исть, по моей просьбе все как есть зафиксировала.

Я взяла листок из его рук и прочитала: