— А, вот и вы, — сказал мистер Лазар, жестом приглашаяпарней войти, и положил руку на плечо мальчику. — Это мой сын Рид. Он впредпоследнем классе и будет учиться здесь. Что его чрезвычайно радует.

На самом деле никакой радости на лице Рида не наблюдалось.Такого угрюмого парня мне в жизни видеть не доводилось. Если бы я должна былаиграть роль недовольного жизнью юнца, то все сведения об этом могла быпочерпнуть у Рида Лазара. Внешне он очень походил на Эйвери, но впечатлениепортила гримаса, которая, похоже, не сходила с его лица. Мистер Лазарпредставил Риду остальных, и тот в ответ лишь буркнул:

— Привет.

— А это Симон, страж Эйвери, — продолжал мистер Лазар. —Конечно, здесь, в кампусе, ему нет нужды неотступно находиться при ней. Тем неменее, я уверен, он постоянно будет где-то поблизости.

Я от всей души надеялась, что нет. Он не выглядел такимпротивным, как Рид, но явно отличался суровостью, непомерной даже по нормамстражей. Внезапно я ощутила что-то вроде сожаления к Эйвери. Если это была ееединственная компания, то понятно ее сильное желание подружиться с кем-то вродеЛиссы. Та, однако, ясно дала понять, что не желает участвовать в интригахТатьяны. Обменявшись по дороге лишь немногими словами, они с Кристианомпроводили Эйвери до гостиницы и сразу же ушли. В обычных обстоятельствах Лиссаосталась бы, чтобы помочь Эйвери обустроиться, а потом предложила бы вместеперекусить. Но не в этом случае. Не при наличии скрытых мотивов.

Я вернулась в собственное тело, лежащее в отеле. Я понимала,что меня не должна больше волновать академическая жизнь и нет никаких основанийплохо относиться к Эйвери. Тем не менее, лежа там и глядя во тьму, я ничего немогла поделать с собой и испытывала не лишенное самодовольства — и, да, эгоизма— чувство удовлетворения: по крайней мере, в ближайшее время Лисса не будетподыскивать подарки для своей новой подруги.

В любой другой период своей жизни я с удовольствиемисследовала бы Москву. Сидни так спланировала наш вояж, что между поездами былонесколько свободных часов. Это дало нам возможность побродить по городу иперекусить, хотя она настаивала, чтобы мы из соображений безопасности вернулисьна вокзал до наступления темноты. Несмотря на мою «крутизну» и знаки молнии,она не желала рисковать.

Мне было все равно, как проводить свободное время. Имелозначение только то, что приближало меня к Дмитрию. Поэтому мы с Сидни простобесцельно гуляли, поглядывали по сторонам и очень мало разговаривали. Я никогдане была в Москве. Прекрасный город, процветающий, с множеством людей и развитойторговлей. Я могла бы целыми днями заниматься здесь шопингом и пробовать еду вразных ресторанах. Места, названия которых я слышала всю жизнь, — Кремль,Красная площадь, Большой театр — были рядом, в пределах досягаемости. Круто,конечно, и все же я изо всех сил старалась отключиться от городских зрелищ и звуков,потому что они напоминали мне Дмитрия.

Он часто рассказывал о России и клялся, что я полюбила быэту страну.

— Для тебя это было бы похоже на волшебную сказку, — как-тосказал он.

Это происходило прошлой осенью, на занятиях перед школой,как раз перед тем, как выпал первый снег. В воздухе висел туман, и всепокрывала роса.

— Извини, товарищ, — ответила я, связывая волосы в конскийхвост.

Дмитрию нравилось, когда я распускала волосы, но не во времяже занятий по боевому искусству. Они только мешали бы мне.

— Борж и старомодная музыка — не то, как я представляю себесчастье.

Он одарил меня одной из своих редких беспечных улыбок;фактически лишь в уголках его глаз собрались легкие морщинки.

— Борщ, а не борж. И я знаю, какой у тебя аппетит.Проголодаешься как следует и будешь есть его как миленькая.

— Значит, чтобы волшебная сказка подействовала, нужно бытьжуть какой голодной?

Больше всего на свете мне нравилось поддразнивать Дмитрия и,конечно, целоваться с ним.

— Я говорю о стране. О зданиях. Отправься в любой из большихгородов, и он окажется не похож ни на что, виденное тобой прежде. В США вездестроят одно и то же — всегда большими, плотно забитыми кварталами. Онивозводятся быстро и легко. Однако в России некоторые здания — настоящиепроизведения искусства. Искусство присутствует даже в большинстве обычных,будничных зданий. А Зимний дворец и Троицкая церковь в Санкт-Петербурге? Привиде их просто захватывает дух.

Его лицо светилось при воспоминании об этих городах, и безтого красивые черты выглядели просто божественно. Думаю, он целый день мог быперечислять разные достопримечательности. Сердце пламенело в груди просто приодном его виде. И тогда, как обычно, когда боялась показаться глупой исентиментальной, я отшутилась, чтобы отвлечь его внимание и скрыть свои эмоции.Он переключился на деловой настрой, и мы начали работать.

Теперь, бродя по улицам этого города с Сидни, я от всей душихотела повернуть время вспять. Тогда я не стала бы отшучиваться, а простослушала бы рассказ Дмитрия о его родной стране. Я отдала бы что угодно, чтобыон сейчас был рядом со мной. Да, насчет зданий он оказался прав. Конечно,многие напоминали те однообразные блоки, которых полно в США или в любой другойстране мира, но некоторые действительно выглядели изящно — покрашенные в яркиецвета, увенчанные странными и все же прекрасными куполами в форме луковиц. Какбудто и впрямь из какого-то другого мира. И все время я не переставала думать отом, как это было бы, если бы сейчас Дмитрий шел рядом, показывал и объяснялмне все. К примеру, если бы мы вместе проводили отпуск. Романтический отпуск.Мы ели бы в разных экзотических ресторанах, а потом танцевали бы всю ночь. Ябез конца меняла бы модные платья — те самые, которые бросила в отеле вСанкт-Петербурге. Вот как оно должно было происходить. Я вовсе не должна былабродить по этому городу с какой-то хмурой девицей.

— Необыкновенно! Словно попадаешь в сказку.

Я вздрогнула, услышав голос Сидни, и только тут поняла, чтомы стоим перед нашим вокзалом. В Москве их множество. Прозвучавший в ее словахотзвук моего разговора с Дмитрием вызвал ощущение бегущих по коже мурашек. Онабыла права. Вокзал не украшали луковичные купола, но все равно он выгляделиллюстрацией из сборника сказок — что-то вроде замка Золушки и одновременнопряничного домика. Большая сводчатая крыша с башенками на каждом конце. Белыестены пересекали полосы коричневой кирпичной кладки и зеленой мозаики. Кое-ктов США мог бы назвать это здание безвкусным, но для меня оно было прекрасно.

Я подумала, что сказал бы Дмитрий по поводу него, ипочувствовала, как к глазам подступают слезы. Наверняка оно нравилось ему — каки все здесь. Осознав, что Сидни ждет ответа, я проглотила свою печаль ипритворилась легкомысленной девицей.

— Может, это сказка о вокзалах?

Она вскинула брови, удивленная моим равнодушием к здешнимкрасотам, но спрашивать ничего не стала. Кто знает? Может, продолжай яиронизировать, она, в конце концов, разозлилась бы и отвязалась от меня.Хотя... вряд ли мне так повезет. Я была уверена — страх перед начальствомзатмевает любые чувства, которые она испытывает ко мне.