Джибладзе изумленно посмотрел на Тамару, потом на Дронго.

– Наши специалисты проверили все лестницы, по которым убегалубийца, – ответил он. – Мы даже задействовали нашего кинолога с собакой. Нослед оборвался на улице, очевидно, убийцу ждала машина. Сейчас мы пытаемсяидентифицировать все отпечатки, найденные на перилах внутренней лестницы. Никтоиз свидетелей не сказал, что убийца был в черных перчатках. Ни один человек.

– Тогда получается, что он успел их снять, и его отпечаткидолжны были остаться, – заявил Дронго.

– Проверяем, – мрачно буркнул Джибладзе, – однако пока нетникаких новых данных.

– Мне хотелось бы осмотреть место убийства, – сказал Дронго.

Тамара тут же покачала головой.

– Нет, – отрезал Джибладзе, – только не сегодня. Самипонимаете, о смерти генерала Гургенидзе объявлено официально, сегодня три дня,как он умер, а по нашим обычаям…

– Я знаю, – невежливо перебил его Дронго, – но я мог быосмотреть дом, пока люди будут на кладбище.

Джибладзе опять сначала посмотрел на Тамару, затем перевелвзгляд на Дронго.

– Нет, – снова повторил он, – сегодня нельзя беспокоитьлюдей. Они соберутся после похорон, чтобы почтить память генерала. Дажеследователи прокуратуры и наши сотрудники приняли решение сегодня не беспокоитьчленов его семьи и близких друзей. Сегодня никак не получится, извините.

– Когда похороны? – спросил Дронго.

– Через полтора часа, – посмотрев на часы, откликнуласьТамара и перешла на английский: – Только не вздумай сказать, что ты хочешь тудапоехать.

– Обязательно поеду, – разозлился Дронго и по-русскиобратился к полковнику: – Вы сами поедете на кладбище?

– Конечно, поеду. Мы были с ним знакомы больше пятнадцатилет.

– Вы с ним дружили?

– Мы были хорошие знакомые, – уточнил Джибладзе.

– Как вы думаете, он мог сам застрелиться?

– Никогда, – убежденно произнес он. – Это было не вхарактере генерала. Если вы намекаете на нашего бывшего секретаря понациональной безопасности, то там совсем другой случай. Его довели журналистысвоими грязными публикациями. И он был не таким сильным человеком, какГургенидзе, – не выдержал такого давления. А генерал привык к тому, что на негопостоянно оказывали давление со всех сторон. Работать на такой ответственнойдолжности в маленькой стране – значит, быть постоянно на виду. И частоприходится отказывать друзьям, близким. Гургенидзе был одним из самыхпорядочных людей, каких я только встречал в моей жизни. Он никогда не стал быстреляться.

– Спасибо, – сказал Дронго, – в таком случае я готовотправиться с вами на похороны генерала и почтить память этого достойногочеловека.

– Хорошо, – согласился Джибладзе. – Пойду договорюсь насчетмашины. Боюсь, тут у нас будут проблемы. Многие из наших хотят отправиться напохороны генерала, – он поднялся и вышел из кабинета, оставив их одних.

– Не думаю, что моему шефу понравится твое неожиданноерешение, – произнесла по-английски Тамара.

– Твоему шефу понравится все, даже если я начну плясатьканкан или приму участие в конкурсе оперных певцов. Ему нужен конкретныйрезультат, – возразил Дронго. – Представляю, с каким трудом он пробил моеприглашение. Наверное, многие были против, в том числе и его непосредственноеначальство.

– Не нужно об этом говорить, – нахмурилась Тамара.

– Я не говорю, но помнить об этом обязан. Иногда мнекажется, вы намеренно демонстрируете свою собственную позицию, чтобы позлитьваших северных соседей.

– Ты слишком долго жил в Москве, – заметила Тамара. – Почемуты рассуждаешь с их позиций и не хочешь понять нас?

– Хочу, – возразил Дронго, – именно поэтому и приехал. Яхочу понять, почему такое могло случиться. В той Москве, о которой ты говоришь,к Грузии относились не просто хорошо, а с какой-то особой любовью и нежностью.Ни к одной республике в бывшем Советском Союзе не было такого отношения.Деятели российской культуры считали за честь иметь друзей в Грузии, вашипредставители до сих пор неизменно пользуются любовью и уважением во всехстранах СНГ. Ваше кино, ваш театр, ваших музыкальных исполнителей, писателей,поэтов не просто знали, их любили. И смею заверить – любят до сих пор. И вМоскве, и в Баку, и в других городах бывшей страны. А теперь Грузия –единственная страна СНГ, с которой у России визовый режим, если не считать,конечно, Туркмении. Вас устраивает такое родство с Туркменией?

– Это была инициатива Москвы, – нахмурилась Тамара, доставаясигареты, – нам не были нужны подобные демарши, визовый режим придумали вМоскве – хотели нас наказать за нашу излишне самостоятельную политику. Неужелиты не понимаешь, что нас просто не хотят отпускать? Не хотят признавать того, чтомы тоже имеем право на независимость и самостоятельность?

– Конечно, имеете, – повторил Дронго, – но дружественнаяГрузия нужна вашим северным соседям не в силу особой геополитики, хотягеополитика наверняка тоже присутствует. А в силу еще и взаимного тяготениядвух народов друг к другу. Или ты считаешь, что это не так?

Она не успела ответить. В кабинет вошел полковник Джибладзе.

– Свободных машин нет, – сообщил он, – поедем на моей. Ипостарайтесь быть все время рядом со мной. Говорят, на похороны приедет сампрезидент. Наш министр уже туда выехал.

На кладбище было не просто много народа. Казалось, всежители города решили собраться здесь, чтобы почтить память генерала. Подъезжалиавтомобили с членами правительства, и каждый из них, выходя из машины,оглядывался по сторонам, словно решая для себя – правильно ли он сделал,приехав сюда и оказавшись рядом с таким количеством обычных людей. Власть вГрузии последние десять лет была в руках правящего клана, и смена несколькихминистров не меняла сущности режима, ориентированного исключительно на интересыруководства республики. Демократические выборы, которые за это время несколькораз якобы проводились – парламентские и муниципальные, – были абсолютнойпрофанацией. Все в Грузии, да и во всем мире знали, как фальсифицировались ихитоги в пользу правящей партии, как изымались бюллетени оппозиционных партий.

Справедливости ради надо признать, что подобная практикапроводилась и в соседних закавказских государствах – объявлялись выборы безвыборов, и побеждала только правящая партия. Лишь президентские выборы в Грузиибыли относительно справедливыми, так как большинство людей, уже отчаявшихсякому бы то ни было верить, по-прежнему считали Эдуарда Шеварднадзе единственнымгарантом кое-как сохраняющейся стабильности в столице и в нескольких районахвокруг нее. Все остальные анклавы Грузии давно отпали, перестав подчинятьсяруководству республики. Мятежные Абхазия и Осетия, полумятежные Аджария иМенгрелия, нестабильный регион Джавахетии и пограничные с соседнимАзербайджаном районы, населенные в основном азербайджанцами, предпочлисобственные уклады жизни. К этому нельзя не добавить еще и чеченских беженцев.В такой обстановке президент проявлял поистине чудеса балансировки, но впоследние годы чувство равновесия ему все чаще стало изменять.