Стоп. Не получится к Марине! К ней нельзя вернуться безЛизоньки, да и вообще, мыслимо ли это – бросить ребенка бог знает где, а путь впесочницу преграждала черная полицейская туша. Да и няньки-вороны при попытке кбегству накинутся на нее всей стаей, заклюют…

Между тем полисье недоумевающе оглядел свою руку, котораяявно отказывалась ему повиноваться, а потом с убийственным выражением уставилсяна незнакомца. Чудилось, теперь он намерен закопать в песок вместе с Алёной ещеи этого невесть откуда взявшегося типа! Но тот, продолжая улыбаться негру,словно брату родному, что-то ему сказал, а потом приподнял свой просторныйсерый пуловер (на миг Алёна увидела поджарый загорелый живот) и вынул изсумки-пояса какое-то удостоверение, закатанное, по местному обычаю, в пластик.Удостоверение он поднес к своему лицу, словно давая полисье возможность сличитьто, что он видит в натуре, с фотографией.

Полисье растерянно хлопнул глазами, челюсть у него отвисла…потом он сделал какое-то странное телодвижение, как если бы намеревалсяоткозырять незнакомцу, однако выше плеча руку так и не смог поднять.

И на его мясистом лице выразился искренний страх.

Сероглазый мужчина усмехнулся, дружески хлопнул его поплечу, и полисье явно вздохнул с облегчением, ибо его рука снова обреласпособность к действию. Он все-таки подбросил два черных пальца к куцемукозырьку своей не то каски, не то фуражки, а потом, окинув угрюмым взглядомпритихшую стайку нянек, неловко перевалился через оградку скверика, вскочилверхом на велосипед, прислоненный с противоположной стороны, и мгновенно исчез,блеснув на прощанье своей дурацкой серьгой.

– Ну, я полагаю, у французского правосудия больше нет квам претензий, мадемуазель, – сказал незнакомец, отирая лоб, как если быон только что не языком преимущественно молотил, а сражался за свободу этойсамой мадемуазель (кстати, при этом обращении Алёна воспылала к своемуспасителю еще пущей благодарностью!) с оружием в руках. – А потому –оревуар! Прощайте!

И он сделал некое стремительное подготовительное движение,как бы намереваясь не только перескочить оградку, но и вообще взвиться в воздухи улететь навсегда.

– Подождите! – воскликнула Алёна. – Дайтехоть спасибо вам сказать!

– Ну что ж, извольте, скажите, – милостиворазрешил незнакомец. – Только побыстрее, ибо я чрезвычайно спешу. Задержалсялишь потому, что не смог пройти мимо, когда понял, какой фокус с вами намереныпроделать.

– Вы-то поняли, а я до сих пор ничего толком сообразитьне могу, – беспомощно проговорила Алёна (эту беспомощность она изрядноутрировала, внезапно вспомнив то, о чем жизнь ее заставляла постоянно забывать:сила женщины в ее слабости!). – Вон тот пацанчик, – она неприязненномахнула в сторону мулатика, – обсыпал песком мою девочку. Я стала ееотряхивать, и тут полисье налетел, как черный ворон… Видимо, он решил, что я ееизбиваю. Тут еще, видите ли, этот ужасный синяк… она у нас позавчера упала…

– На самом деле все не так просто, как вамкажется, – исподлобья глянул на нее спаситель своими яркимиглазами. – Скажите, мадемуазель, вы, часом, не повздорили с этимибебиситтерами? Так, по-свойски? Разошлись, к примеру, во взглядах на воспитаниедетей или еще на что-то? Хотя нет, что ж это я! – легонько хлопнул он себяпо лбу, отчего его небрежно причесанные темно-русые волосы разлетелись, и сталовидно, что в них вовсю пробивается седина. Между тем лицо у него было молодое,худое, энергичное.

«Симпатичный мужик», – подумала Алёна, и глаза ееоценивающе прищурились.

А что тут такого? Почему бы им и не прищуриться? Вычертовски прилекательны, я чертовски привлекательна…

– Что же это я! – повторил чертовскипривлекательный спаситель. – Вы ведь парль па э компран па франсе, не такли?

– Ну, как раз эту фразу я вполне парль, –усмехнулась виновато Алёна. – А откуда вы знаете?

– Потому что об этом мне сообщили ваши антагонистки, –он кивнул в сторону негритянок.

Волосы его снова взлетели и упали на лоб. Почему-то этодвижение странно волновало Алёну. И едва уловимый, словно отдаленный напев,акцент в его речи ее тоже волновал… А тут еще загорелый впалый живот инеобыкновенные серые глаза…

Какая жалость, ну какая жалость, что эти самые глаза смотрятна нее патологически дружелюбно, не более того!

И тут до нее дошло, о чем идет речь.

– Как это – они вам сообщили?

– Словами, – пояснил спаситель. – На чистомфранцузском языке. Я проходил вон там, – он махнул рукой за оградку, гдепролегал узехонький, типично парижский тротуарчик, – и остановился,ожидая, когда загорится зеленый свет на переходе. У меня, видите ли, своеобразнаяфобия к красному свету, я всегда до тошноты правильно перехожу улицы, даже еслинет ни одной машины, – пояснил он как бы в скобках, и это пояснениезаставило Алёну посмотреть на своего спасителя с еще бульшим восхищением.

Штука в том, что она и сама переходила улицу только назеленый свет, и эта особенность натуры – фобия, как выразилсянезнакомец, – помогла ей не далее как два месяца назад совершенно случайнораспутать одно довольно запутанное дело[5] и содействоватьторжеству справедливости.

– Ну вот, – продолжал незнакомец, – я стоялна тротуаре и вдруг услышал злорадное хихиканье ваших знакомых бебиситтер. Яостановился и прислушался. Поскольку я довольно часто хожу этой дорогой иперехожу улицу именно в этом месте, то воленс-неволенс порою слушаю ихтрепотню. Как правило, тематически она весьма однообразна: перемывание белыхкосточек их хозяек. И неряхи они, и растеряхи, и детей неправильно воспитывают,и жуткие скандалистки, но ваши знакомые бебиситтер не стесняются ставить их наместо почем зря! Ведь эти няньки в своих Занзибарах, Сенегалах и Нумибиях былистоль высокопоставленными особами, что их нынешним хозяйкам и не снилось!

– Да ну! – воскликнула Алёна. – Ну и сиделибы там, в этих самых Занзибарах, сюда-то зачем притащились?

– Виной тому непостоянство Фортуны! – улыбнулсянезнакомец. – Однако на сей раз предмет разговора был иным. Черные нянькипомирали со смеху, глядя на полисье, который призывал к порядку белуюмадемуазель…

– Призывал к порядку! – возмущенно взвизгнулаАлёна.

– Вот именно. Эта сцена доставляла кумушкам несказанноеудовольствие – прежде всего потому, что была срежиссирована одной из них.

– То есть как? – недоумевающе нахмурилась Алёна.