— Надо было задержаться, — откликнулся Бастиан, укладывая внаплечную сумку припасы, которых должно было хватить минимум на неделю.Двухлезвийная секира уже была за спиной. — Кроме того, лучше будет покинутьХрам в сумерках, когда меня трудно заметить.

Бастиан видел, что Фарос не удовлетворен ответом.

— Я бы предупредил тебя об уходе.

— Ты знаешь, где найти ее?

— Я знаю тех, кто знает. Они смогут передать весть от моегоимени. — Бастиан пожал плечами. — Как я уже говорил, ничего не могу обещатьнаверняка. Когда Мариция узнает, что я сражался на стороне мятежников, онаможет заковать меня в цепи или казнить на месте. Но, думаю, сначала выслушает.

— Убийство собственного брата разве не бесчестный поступок?— саркастически заметил бывший раб.

— Точно так, — хихикнул Бастиан, — но в последнее времяпонятия чести стали такими размытыми... — Он опустил рога, прощаясь. — И я самчастично ответствен за происходящее.

Игнорируя риторическое замечание, Фарос вернулся кинтересующему его предмету:

— Ты уверен, что хочешь рискнуть жизнью ради договора?

— Да.

Даже если сестра Бастиана согласится, остаются еще их брат иВеликий Лорд Голгрин. Хотя именно Блотен граничит с бывшим Сильванести, запосланием Керна останется последнее слово. Блотен теперь являлся простообластью во владениях Голгрина. Как только Доннаг превратился в насмешку надсамим собой, Голгрин... Нет, сначала Бастиан должен убедить Марицию, а потомможно подумать и о Голгрине.

Все еще размышляя о людоедах, Фарос добавил:

— Путь через Керн и Блотен будет лежать далеко от обжитыхмест. Что если ты натолкнешься на патрули? Не мало ли будет четырех спутников?

— Все они служили под моим началом в разных легионах, я знаюих выучку. Больший отряд более заметен, да и замедлит мое продвижение. — Черныйминотавр зашнуровал сумку и подытожил: — В любом случае не опасайся, я никогоне предам.

Фарос резко поднял зловеще блеснувший меч к глазам Бастиана:

— Я ничего не боюсь, и меньше всего предательства.

Бастиан кивнул, затем, еще раз поклонившись, покинул келью.

Спустя некоторое время Фарос наблюдал с открытой площадки навершине Храма, как отбывает маленький отряд, направляющийся на юго-запад. Чтож... Он внес свою лепту, попробовал быть верным памяти отца, большего нельзясделать. Пока.

Вдруг внезапное ощущение чьего-то присутствия пронзило его.Минотавр быстро обернулся, но никого не увидел. Фарос задумчиво потер черныйкамень на кольце.

Кольцо Саргоннаса.

Краем глаза он заметил какую-то фигуру — бледную инапоминающую мертвеца. Фарос повертелся, прислушиваясь. Никого. С тихимпроклятием минотавр посмотрел на черный камень.

— Маленький подарок, Бог-кондор? Неудивительно, что егопоследний хозяин мертв!

Он должен снять его, выбросить! Нет... еще рано. Фароспровел рукой по мечу — вот этот подарок ни разу не подводил. Он искупал его вкрови множества людоедов и легионеров, а лезвие сверкает как новое. Лучше быСаргоннас подарил ему тысячу таких мечей для вооружения армии, но Богам непонять желаний смертных...

И тут его ноздрей коснулся гибельный аромат, пробудившийужасные воспоминания. Фарос вгляделся в темноту и заметил небольшой столб дыма,поднимающийся на севере — если бы не внезапный порыв ветра, его бы никто необнаружил.

Глаза предводителя повстанцев мигом налились кровью, когдаон осознал происходящее.

— Гром!

Ярость Фароса только росла, пока он вихрем летел через Храм,пугая отдыхающих повстанцев. Охрана вскочила на ноги, прервав игру в камешки, ивытянулась по струнке. Каждый минотавр в отряде был свидетелем подобных вспышекярости и не хотел становиться их объектом.

— Коня! — крикнул Фарос помощнику, занимавшемуся маленькимтабуном мятежников. Большинство животных были захвачены в шахтах или упатрулей, забота об их здоровье была постоянной головной болью, не меньшей, чемснабжение самих бывших рабов.

Кто-то быстро принес ему седло и сбрую. Взнуздав коня, Фароспомчался к северному проходу. Стража у ворот радостно приветствовала командира,когда он проскакал мимо, но тот не отвечал, сосредоточившись на петляющейдороге. Людоедская лошадь была не самой быстрой, но шла уверенной рысью —вскоре скалы закончились, и Фарос, вырвавшись на пустошь, немедленно повернул ксеверу.

Через полчаса он был у цели, сразу заметив рогатую фигуру наближайшем гребне. Это не взволновало мятежника. Охранник наверняка понесся предупредитьГрома, а вот тот не подчинился приказу — худшее преступление в глазах бывшегораба. Потом он увидел и другие признаки двуличности помощника — два десяткафигур поддерживали большой костер, торопливо подтаскивая к нему ветки и все,что могло гореть в этой дикой местности. Остальные бывшие рабы и солдаты кидалив пламя свою тяжкую ношу. Смрад горелой плоти уже нельзя было скрыть.

— Гром! — крикнул Фарос, подъезжая. — Гром, где ты?!

Мятежники замерли, воззрившись на своего командира в ужасе исмятении.

Причина его гнева вскоре показалась — из клубов дыма вышелГром, пропитанный потом и гарью. Подойдя к Фаросу, он не переставал сотрясатьсяот кашля.

— Это не их вина, Фарос, весь грех лежит на мне. Ониследовали приказам и не смели ослушаться.

Фарос спрыгнул с коня и, не раздумывая, молниеносно ударилГрома в челюсть. Набожный минотавр отлетел и закувыркался по песку. Остальныезамерли, не зная, что предпринять.

— Я тоже отдал приказ. Четкий приказ. Ты ослушался меня.

Гром закашлялся на земле и не сразу смог подняться. Черезнесколько минут он взглянул Фаросу в глаза:

— Моя совесть ослушалась... я не смог оставить мертвых...даже ради тебя, Фарос... Хотя бы легионеры заслуживают погребального костра!Они бились с нами, повинуясь приказу! Для этого их обучали и тренировали!

— Раньше мы тоже не хоронили их, почему тогда совесть немучила тебя?

— Да, не хоронили, и я не очень возражал... Тогда не былопричин, ведь Боги нас оставили...

Вот оно что! Фарос дернул ушами и фыркнул:

— Теперь Боги вернулись, и что? Ты вдруг испугался мести?