Рома знакомой дорогой прошел в кабинет Смолина, поставилкоробку в уголок и остался стоять, не глядя по сторонам – невысокий, достаточнонеопределенного возраста (около сорока вроде бы, но сразу и не скажешь, в которуюсторону), продолговатое лицо никаких особенных чувств не выражает и способноулетучиться из памяти очень быстро, если не стараться запомнить специально…

Смолин даже не предлагал ничего из обычного дежурного набора– ни присесть, ни чаю-кофе, ни даже закурить. Как-никак встречались шестой раз,и все было известно заранее… Он только спросил, стоя у стола:

– Сколько?

Ровным, почти лишенным эмоциональной окраски голосом роботаВертера Левицкий сказал, глядя словно бы прямо в лицо, но тем не менее невстречаясь взглядом:

– Мне сказано, десяток. С веса, соответственно, следуетдесятка, плюс процент.

Извлекши из стола пачку «условных енотов», Смолинстарательно отсчитал одиннадцать тысяч, подал Роме. Тот сноровисто пересчитал –без тени недоверия на лице, просто такие уж у человека были привычки. Кивнул:

– Все правильно. Благодарю. Если что, позвоню.

И буквально улетучился на манер призрака – практическибесшумно, будто и не было. В окно, выходящее во двор, Смолин видел, какотъезжает такси, негодующе рявкнув сигналом на вывернувшегося из-за угла чутьли не под колеса алкаша.

Вот так человек и зарабатывает старательно себе копеечку –вечный и надежный курьер, которого, очень возможно, в соседнем городе (а то и вдругом районе Шантарска) знают уже под совершенно другим рабочим псевдонимом.Аккуратно доставит все, что ни поручат, примет причитающиеся поставщику бабкисо своей всегдашней десятипроцентной надбавкой – и растворится в воздухе. Можнотолько гадать, где у него дом родной, можно лишь предполагать, что Рома нетолько с антиквариатом связан и главные деньги, очень возможно, зашибает начем-нибудь другом – но гадать, предполагать и прикидывать совершенно ни к чему.Главное, Рома существует, пользуется хорошей репутацией и обходится не так уждорого – вот и все…

Вооружившись ножницами и острейшим австрийским спецназовскимкинжалом «Глок», Смолин методично принялся за работу. Он резал, распарывал,привычно кромсал прозрачный скотч, упаковочную пленку в пупырышках, плотнуюбумагу и шпагат. Вскоре покоившийся в тряпках и скомканных пластиковых пакетах,продолговатый сверток распался на пять поменьше, неодинаковой длины инеодинакового веса, плосковатых, характерной формы. Так их пока и оставив,Смолин принялся за второй сверток, гораздо тяжелее и компактнее. Довольнобыстро и его расчленил на пять поменьше. Распорол скотч на всех десяти так, чтооставалось только развернуть. Закурил и уселся в кресло, ощущая легкий азарт,схожий, надо полагать, с оживлением картежника (сам Смолин ни в какие азартныеигры не играл отроду, а потому и не знал доподлинно, что это за ощущение – моглишь теоретически предполагать).

Всегда это было чем-то вроде лотереи – потому что никогданеизвестно заранее, что именно окажется в посылке, одно ясно: в проигрыше он небудет…

С питерским контактом ему, следует признаться, повезло.Классический интеллигент по всем внешним признакам, этот субъект вот уже двагода проявлял достойную уважения деловую сноровку, ничуть не сочетавшуюся собычной расейской безалаберностью помянутой прослойки. Протирая штаны в одномиз серьезнейших питерских музеев с гигантскими до сих пор (и сквернейшеучтенными до сих пор) фондами, обладатель ничтожной должности (хотя иснабженной уважительным для простого народа длинным титулом) свой маленькийбизнес вершил методично и размеренно. Уникумы он обходил десятой дорогой – затополегонечку, по две единицы в месяц (не больше и не меньше, вот уж два годаподряд), деликатно выражаясь, выносил без спроса из своего ученого заведениявещички старые, но, в принципе, рядовые. За каждую аккуратно получал от Смолинаштуку баксов – и эта система его вполне устраивала, умный все же был мужичок –и не зарывался, и не пытался вести дела самостоятельно, дабы урвать поболее.Обеспечил себе стабильный доход. И если, не дай бог, не запорется по глупойслучайности, долгонько будет продолжаться такая вот негоция…

Аккуратно притушив окурок в простецкой стекляннойпепельнице, и рядом с окружающим антиквариатом не лежавшей, Смолин сначаларазвернул холодняк.

Две обычных, ничем не примечательных германских «парадки» сблюхеровскими эфесами: одна с эфесом побогаче, украшенным львиной головой, сженской головкой на щитике, другая попроще, с эфесом совсем простым, на щитике– накладная граната из белого металла. Смолин и не пытался определить с ходу,чьи они конкретно – учитывая несказанное разнообразие германских клинков, стоилоподождать знатока, то бишь Фельдмаршала.

Японский армейский меч, классический сингунто образцатридцать четвертого года: ножны металлические защитной окраски, с однойобоймицей, клинок из стального проката с довольно-таки паршивой имитацией«булатного» узора посредством кислоты… Словом, стандарт, конвейерноепроизводство, но тем не менее подлинник, без малейших утрат, а значит, своегопокупателя найдет… Смолин посидел, задумчиво созерцая блестящее лезвие.Теоретически у всякого, вплотную занятого японскими мечами, был шанснатолкнуться на уникум. Долбаные самураи во вторую мировую, случалось,отправлялись на фронт с фамильными клинками века порой шестнадцатого.Оформление уставное – рукоять, цуба, ножны, оплетка и все прочее – а вот самомуклинку лет триста—четыреста. В сорок пятом, расколошматив квантунцев, нашизабрали изрядное количество мечей, большей частью прихваченных домой в качествесувениров, – так что есть теоретическая возможность на такой раритетоднажды наткнуться. Но вот практика, увы… Сомнительно.

Меч син-гунто

Солдатская драгунская шашка без ножен, образца восемьсотвосемьдесят первого – снова стандартная, но опять-таки в идеале… Сгодится вхозяйстве.

Шпага без ножен, достаточно странноватая: вроде бы русская,царских времен, чиновничья, щиток справа откидной, характернейший эфес… воттолько клинок настораживает: корона ничуть не похожа на русскую императорскую,вензель какой-то странный, определенно латинскими буквами, ни с одним изсамодержцев (а также самодержиц) что-то не сочетается…

Драгунская шашка

Смолин не ломал долго голову, преспокойно поставилнепонятную шпагу в угол – дожидаться Фельдмаршала. Лично ему достаточно было итого бесспорного факта, что вещь старая. Он, в конце концов, был не экспертом,державшим в голове все без исключения клинки, а торговцем, причем торговал всемсразу. В этих условиях не стоит насиловать мозги узкой специализацией – естьотличные справочники, есть Фельдмаршал и другие знатоки. К тому же нелишневспомнить: сплошь и рядом всплывают клинки, не значащиеся в самолучшихсправочниках, ставящие в тупик самолучших экспертов…