Кадры наличествовали в полном составе: Маришка восседала наспециально для нее устроенном высоком табурете на манер тех, что стоят у барнойстойки, – когда она так вот сидела ножка на ножку, картина с учетомминиюбки представала самая романтическая, убойно действовавшая на любогопосетителя моложе девяноста (а следовало еще учесть и белую блузочку с циничнымвырезом). Любому магазину, чем бы он ни торговал, категорически необходиматакая вот фигуристая красотка, скудно одетая и сверкающая белоснежной улыбкой –особенно антикварному, где мужики, так уж повелось исстари, составляютподавляющий процент клиентуры. Кроме фотомодельной внешности, за девочкойчислилось еще одно несомненное достоинство: по большому счету, глупа была, какпробка, но это в подобном ремесле лишь приветствуется. Как гласит старыйанекдот, была у меня умная, так полбизнеса оттяпала… Антикварка предоставляетнехилые возможности для шустрого продавца крутить свой собственный маленькийбизнес в отсутствие хозяина, и, если это вовремя не просечь, можно не обнищать,конечно, но столкнуться с дистрофией собственных карманов… Бывали, знаете ли,печальные прецеденты…

Гоша, индивид тридцати с лишним годочков, пузатый, кудрявый,со щекастой физиономией предельно наивного вида, был гораздо умнее и шустрее –но пока что (проверено в результате негласных мероприятий) не склонен крутитьмахинации за спиной босса. Неизвестно, что сулит будущее, но пока что на парняполагаться можно – особенно если вовремя отвешивать подзатыльники за мелкиепромахи и несерьезные недочеты…

Маришка скучала, поскольку единственный клиент, этакийслегка потрепанный интеллигент пришибленного вида, никоим образом не годилсядля отработки на нем полудюжины нехитрых ухваток (улыбочки, стрельба глазками,попытка достать с верхней полки какую-нибудь ерунду, для чего, ясен пень,девочке приходится поворачиваться спиной к покупателю, на цыпочки вставать,тянуться). Клиент не проявлял поползновений что-либо приобрести, наоборот, тычапальцем в лежавший на стеклянной крышке витрины темный кругляшок, что-то воодушевленновтолковывал Гоше, а тот, морщась, словно уксуса хватил, пытался объяснитьзалетному истинное положение дел. Смолину достаточно было услышать пару фраз,чтобы уныло про себя вздохнуть. Классический случай, один из техпрофессиональных штампов, что надоели хуже горькой редьки. Мужичонка, в жизнине сталкивавшийся с антиквариатом, где-то раздобыл стандартную здоровеннуюмедяшку времен государя императора Николая I, на которой большими буквами быловыбито «Две копейки серебром» – и теперь, подобно превеликому множеству лохов,возомнил, что стал обладателем несказанного уникума, за который ему тут жеотвалят то ли квартирку в центре, то ли почти новый мерс. Он, такой, был и несотый даже – тоска…

Гоша с железным терпением человека, повидавшего на своемвеку превеликое множество идиотов, деликатно пытался растолковать лоху истинноеположение дел: что серебра в этом «уникуме» нет ни миллиграмма, а надписьозначает лишь то, что увесистая медная блямба эквивалентна паре золотников«сильвера»; что цена этой дряни полсотни рублей в базарный день по причинемассового выпуска; что на витрине – во-он, слева! – лежат с полдюжинытаких же «редкостей», стоящих меньше бутылки хорошей водки. Лох не в силах былрасстаться с сияющей мечтой о новой квартирке или машине, а потому не верилочевидному и пытался доказать свое – что с его стороны было форменнымидиотизмом. Впрочем, брифинг близился к финалу: Гоша полез на полку затолстенным мюнц-справочником, где эта сама монета красуется в натуральном виде,и убогий ценник обозначен…

Потеряв всякий интерес к происходящему, Смолин снял плюшевыйканатик, закрывавший узкий проход за витрины и направился в задние помещения,на ходу переключая оба мобильника на «беззвучку». Смешно, но ему до сих порпорой казалось, что в воздухе витает сытно-теплый аромат свежесваренныхпельменей, чего, конечно, быть не могло, учитывая дюжину ремонтов-перестроекпомещения…

Отперев свой кабинетик, он плюхнулся в кресло,предназначавшееся для посетителей и вытащил сигареты. Вот здесь, в трех шкафах,в столе, а то и просто разложенные-расставленные-висящие, таились вещичкипоинтереснее, и, разумеется, подороже, предназначенные уже людям отнюдь неслучайным… Холоднячок стоял охапкою (тот, что попроще), висел на стене (тот,что поинтереснее), рядочком лежала полудюжина серебряных портсигаров (ничегоособенного, но всё ж не шлак), бронзовые статуэтки табунком сбились на столе,коробка с рыжьем выглядывала уголком из-под кучи выцветших бумаг и всё такоепрочее… Вот это уже были бабки …

Над дверью вспыхнула, налилась алым маленькая круглаялампочка – это Гоша даванул неприметную кнопочку, имевшуюся под прилавком.Означать это могло что угодно, но обычно – досадные пустяки, а не жуткиеневзгоды, так что Смолин неторопливо поднялся и направился к дверям. Так ужповелось, что разбойных налетов на антикварные магазины, в общем, не бывает,криминальные неожиданности, как правило, двух видов: либо попытаются сперетьчто-то темной ночью, из безлюдного заведения, либо, что гораздо чаще, юнаяшпана сопрет какую-нибудь компактную мелочовку из наличествующей в «свободномдоступе» (причем, что характерно, эти уроды сплошь и рядом отправляютсяпродавать добычу в какой-нибудь другой антикварный магазинчик, не подозревая,что в этом веселом бизнесе все друг друга знают, все повязаны одной веревочкой,и в случае любой кражи моментально последует перезвон…)

Смолин вышел за прилавок. Лоха с «серебряным уникумом» ужене наблюдалось, зато перед Гошей стояла пожилая фемина раннего пенсионноговозраста. Физиономия у нее была улыбчивая, открытая, интеллигентная,располагающая к себе за километр – этакая училка на пенсии, былая любимицадетворы, а перед ней на прилавке…

А перед ней на прилавке красовался «лысый» – то бишь орденЛенина, родной, как Смолин моментально определил наметанным глазом, практическив идеале….

– Ну, и что тут у нас? – громко спросил Смолин,лучезарно улыбаясь посетительнице.

Сияя не менее лучезарной улыбкой – идеал вежливогопродавца, – Гоша столь же громко сообщил:

– Да вот, Василий Яковлевич, гражданочка орден продает…

– От старика остался, – сообщила помянутаягражданочка, внося свою лепту лучезарной улыбки (простодушной – спасунет!). – Пенсия, сами знаете, какая, вот я и хочу…

– Продать? – улыбнулся Смолин еще шире.

– Продать.

– Нам?

– Ну конечно. У вас, я слышала, магазин приличный, необманете. Боязно предлагать с рук кому попало…

Взяв тяжеленький орден (золота изрядно, да и платиновыйпрофиль вождя неплохо весит), Смолин перевернул его, беглым взглядом окинул номер.Знакомый номер. Пожал плечами (разумеется, мысленно) – дети малые, никакойфантазии…

– Настоящий орденок-то? – спросил Смолин,старательно окая.

– Кончено, у меня и документ есть…

– Да разумеется, – сказал Смолин с бесстрастнымвыражением лица. – Это антинародные реформы, вызвавшие обнищаниетрудящегося человека… Чубайс там, ваучеры и все такое… Голубушка, мы с этиммилым молодым человеком похожи на идиотов?