Я запрятал эту находку подальше в бардачок. И решил цветы не покупать, чтобы не выглядеть, как провинившийся муж, который накуролесил в командировке и теперь пытается извиниться букетом.

Я сидел и обдумывал наш будущий разговор. Мне стоило быть очень аккуратным, чтобы оградить Веронику от тех страхов и волнений, которые наполняли меня. Нужно было как-то уйти от разговоров про мою несуществующую командировку и мифический доклад, где я боялся «поплыть». Вместо этого я очень хотел доказать ей, что она очень дорога мне, но при этом не переусердствовать в проявлениях своей любви, что в теории могло показаться ей странным. Словом, я решил сосредоточиться на нашем прошлом.

Вероника вышла из парадных дверей со своей привычной сумкой через плечо. Я мигнул ей фарами и вышел встретить.

– Привет, – подойдя, она чмокнула меня в щеку. – Ты что, решил меня удивить?

– Ну, так, – ответил я уклончиво, открывая перед ней дверь.

– Или я чего-то не знаю и есть какой-то повод? – Она уселась на сиденье, в этот момент я прикрыл дверь, чтобы не отвечать. Обойдя машину, я на секунду задержался, мысленно призвав в помощь светлые силы, и сел в автомобиль.

– Как день прошел?

– Нормально, как обычно. А у тебя? – Она наклонилась вперед, чтобы снять туфли. – А-а-а-а, кайф!

– Я тебе давно говорил, носи кроссовки, – пошутил я. – Все на каблуках, а ты в кроссовках, руководство быстро это оценит.

– Да-да, и переоценит тоже. Ну что, куда едем?

– Я в твоем любимом столик заказал. Обещали сделать вкусную «сушу».

– Сушу? – улыбнулась она. – Большую хоть? А то я есть хочу… аж жуть!

– Самую большую! – Я развел руки в стороны, показывая небывалый размер японского блюда.

– Так ты не рассказал, как твои дела, как слетал?

– Да, нормально, – наигранно пожал я плечами. – Вообще я сегодня поговорил с Шацким, попросил его сократить мне количество командировок. А то, говорю, с любимой женой даже в ресторан выбраться не успеваем. Так он меня и отправил, говорит, езжай прямо сейчас…

Зачем я это болтанул? Зачем соврал про Шацкого? Никакой необходимости в этом не было, но я буквально сочинял «на лету», как будто это была моя естественная среда обитания. Но Вероника ничего не заметила:

– То есть тебе Шацкий сказал? – подхватила она. – А ты сам бы и не догадался, бедный?

– Не, – замотал я головой, сводя к носу глаза.

– Ваня, ну прекрати, – засмеялась жена, – ты же знаешь, я такое не люблю.

– Ф-фто ни любиф? – заикаясь и закатывая глаза, продолжал изображать я умственно отсталого.

– То, что ты ведешь себя как придурок за рулем!

Я улыбнулся и посмотрел на нее. Это была моя Вероника. Такая, какой я всегда ее знал. Отличница из культурной столицы. Прилежная во всем, от финансовых отчетов до уборки квартиры. И сейчас ее обиженный тон был таким родным и близким, что мне вдруг захотелось рассказать ей все.

– Что такое? – заметила она. – Тушь потекла?

– Нет, – очнулся я. – Все в порядке. Слетал я нормально. Дела у меня в порядке. И вообще, я очень рад, что мы с тобой едем ужинать.

– Да, – счастливо кивнула она, – давно не выбирались.

Мы провели с Никой замечательный вечер. Я вспоминал и рассказывал ей какие-то истории из нашего прошлого, впрочем, старательно обходя последние пять лет совместной жизни. Она беззаботно смеялась, выпив белого вина и съев порцию своих любимых «унаги маки». Мы с ней были близки, как всегда, и все было почти хорошо. Это «почти», как маленький червячок, словно язвочка, точило меня изнутри. И, стараясь быть веселым и радостным, я все же чувствовал тупую боль, поселившуюся во мне сегодня утром.

Мы вернулись домой ближе к полуночи. Вероника побежала в ванную, а я еще раз подошел к двери детской и открыл ее. В тусклом свете уличных фонарей я увидел блестящие ручки турника и очертания беговой дорожки на фоне окна. Глубоко вздохнув, я прошел к шторе, отодвинул ее и выглянул во двор. Под окнами стоял мой автомобиль, место рядом, на котором парковалась Вероника, пустовало. Хотя нет, я вдруг заметил, что прямо посредине этого пятачка сидит кот, поджав под себя хвост. Какого цвета он был, разобрать было трудно – ночью все кошки серы. И в этот момент он вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Не то чтобы в мою сторону, а прямо на меня. И хотя нас разделяло метров тридцать – все таки четвертый этаж, – я мог с уверенностью сказать, что встретился взглядом с его холодными зелеными глазами.

– Вань, ты где? – Вероника вышла из ванны.

– Да, – откликнулся я, оборачиваясь. – Здесь.

– Ты чай будешь?.. – спросила она, заходя в комнату, и, заметив, что я стою у окна, добавила: – Что там такое?

– Да вон, смотри. – Я указал на ее парковочное место. Но, к моему удивлению, кота уже не было. – Там кошка сидела, на твоем месте.

– И что? Хочешь ее домой взять? – Вероника приблизилась к окну и пыталась взглядом отыскать героиню моего рассказа.

– О, нет! – быстро отреагировал я. – Чтобы она царапала тут все? Обои? Паркет? Кафель?!

– Кафель пусть, – усмехнулась она. – Зато ее погладить можно.

– У тебя, вон, крыса есть. Ее гладь.

– Не крыса, а морская свинка, зачем ты нашу Вальку обижаешь? Ой, блин, ее ж покормить надо! – И Вероника поспешила на кухню.

Я еще раз внимательно посмотрел во двор, но кошки нигде не увидел. Войдя на кухню, я увидел, как жена режет на разделочной доске кабачки, Валька при этом неистово верещала, словно требовала порцию побольше. Я наклонился к ней и просунул палец сквозь прутья клетки. Она на секунду замолчала, обнюхивая его, но, поняв, что я не даю ей ничего съестного, отошла назад и вновь стала писком призывать «манну небесную», которая после таких вот увещеваний обычно падала в ее миску.

– Отойди-ка, – Вероника открыла дверцу и начала пересыпать овощи с разделочной доски в Валькину кормушку.

– Я пойду приму душ, – многозначительно намекнул я жене, поднимаясь.

– Давай, – не поняла она. – Я уже.

Вскоре вечер наш продолжился уже в постели, где я хотел показать моей отличнице, как сильно я ее люблю. Утомленные, мы заснули через час.

● ● ●

Прошли годы… Так обычно пишут в книгах. Но нет, в моей истории прошли лишь сутки, перевернувшие привычный ход моей жизни. Мне снились какие-то кошмары, содержание которых я не мог вспомнить, когда утром меня разбудила Вероника. И в первую секунду после пробуждения я думал, что исчезновение сына – тоже часть жуткого калейдоскопа ужасов, преследовавшего меня ночью.

– Спасибо тебе, – вывела меня из оцепенения жена. – Вчера было все чудесно.

Она поставила передо мной поднос на ножках, на котором призывно пахла утром чашка ароматного кофе, а на блюдце лежали два бутерброда с сыром. Я приподнялся и подоткнул подушку повыше, чтобы сесть.