Слово «сиротки» резануло слух, и я мигом крикнула:

– Пусть лучше потратят эти деньги наобразование Тины, мы способны сами, если захотим, возвести дом.

Роман поднялся, открыл окно и, выгоняя рукой всад дым, неожиданно улыбнулся и мигом превратился в приветливого, обаятельногопарня.

– Извините, Лампа, за неприятныйразговор, но мне требовалось кое-что уяснить для себя.

– Уяснили?

– Да. Уезжать никуда не надо, домстроится, будет готов к середине сентября.

– Спасибо, обойдусь.

– Обиделась? Ей-богу, зря.

– Вы же говорили о том, что у Ларионовыхпосле смерти Глеба Лукича начнутся проблемы.

– Я? – изумился Роман. – Даникогда я не произносил ничего подобного, это вы заявили. Успокойтесь, денег имхватит на все, причем не только Ефиму, Максу, Тине и Анжелике, но и тем, ктослетится сюда, как грифы на падаль.

– Кто это?

– Завтра увидите, – пожал плечамиРоман, – может, правда, пока не всех, но многих. А насчет дома… Знаете,Глеб был странным человеком. Мог возненавидеть собеседника в одну минуту,просто так, без всякого повода и видимой причины. Один раз он рассчитал своюсекретаршу, отличную, между прочим, тетку, великолепную работницу,интеллигентную, умную, не болтливую. Я очень удивился и спросил: «Чем же тебеФаина не угодила?» Угадайте, что он мне ответил?

Я покачала головой.

– «Не нравится она мне, не лежит к нейдуша». Вот так! Но, с другой стороны, Глеб точно так же мог и полюбить человекас первого взгляда. Вы ему очень понравились, он пару раз сказал: «Лампаотличная баба. Мне такой всегда не хватало. Либо дуры попадаются, либо стервы.Раз уж мне не суждено быть ей мужем, попробую стать хорошим другом».

Я растерянно смотрела на Романа. Сама поняла,что вызываю у Глеба Лукича теплые чувства. Каждый вечер, приехав домой,Ларионов приглашал меня в гостиную и угощал вкусным ликером. Несколько часов мыпровели, болтая о всяких разностях, и мне стало понятно, что, несмотря навнушительную разницу в возрасте, у нас много общего. Мы читали одни книги,понимали друг друга с полуслова.

– Ладно, – захлопнул окноРоман, – до завтра. Главное, ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь.Имейте в виду, такое шоу не всякий день разыгрывается.

Когда я вошла в кабинет Глеба Лукича, там ужесидело большое количество народа: Ефим и Кара, Тина, Макс, Анжелика, Рада,Настя отсутствовала. Оно и понятно, девушка хоть и считалась невестой Макса,формально не являлась членом семьи. Впрочем, меня-то позвали…

На диване, картинно скрестив ноги, сиделахоленая шатенка в простом черном костюме. В ушах у нее поблескивали огромныекамни, пальцы были унизаны перстнями и кольцами, на запястьях болтались золотыебраслеты. В кресле у окна восседала другая дама, милая, уютная старушка,похожая на только что выпеченную булочку. Вся такая розовенькая, пышненькая, гладенькая,симпатичнейшая бабуська, тоже в черном, но без всяких украшений. За письменнымстолом устроился мужик лет тридцати пяти, очевидно, нотариус, а у камина стоялс непроницаемым лицом Роман.

Увидев меня, Миловидов сказал:

– Хорошо, все тут, начинайте, ОлегПавлович!

Нотариус раскрыл красивую кожаную папку ихорошо поставленным, дикторским голосом принялся озвучивать последнюю волюпокойного.

Сначала шли мелочи.

– Роза Константиновна Ефремова можетвыбрать себе на память картину, одну из тех, что висят в гостиной.

Старушка всплеснула руками:

– Господи, он обо мне вспомнил! Милый,добрый, ласковый Глебушка!

Дама в черном презрительно хмыкнула.

– Помолчи, мама! – довольно резкосказал Ефим.

Я удивилась. Значит, эта старушка – матьЕфима? Следовательно, она бывшая жена Глеба Лукича? Такая старая? Хотя иЛарионов не был юношей…

Тем временем Олег Павлович прочитал:

– Строительство дома Евлампии АндреевныРомановой должно быть завершено не позже сентября. Деньги на мебельпредусмотрены в сумме ста тысяч долларов.

Я чуть не лишилась чувств. Он что, с умасошел? Но остальные никак не отреагировали на заявление нотариуса. Потом пошлираспоряжения по поводу образования Тины… Но основной сюрприз поджидалприсутствующих в конце. Все деньги, все движимое и недвижимое имущество, всюсвою долю в приносящем огромный доход бизнесе Глеб Лукич завещал Раде.

– За то, – торжественно возвестилнотариус, – что она скрасила мои последние годы.

Последняя фраза покоробила слух. Вот уж неожидала от Глеба Лукича слащавой сентиментальности! Хотя я ведь совсем не зналаего, может, он просто производил впечатление циничного и делового, а в душе былнежным, как маргаритка.

Когда нотариус захлопнул папку, наступиломолчание. Потом дама в черном довольно нервно воскликнула:

– Не понимаю, к чему было заставлять меняучаствовать в этом фарсе?

– Для вас, Ольга Сергеевна, есть конверт.

И Олег Павлович протянул даме довольно большойпакет, перевязанный самой простой бечевкой, на концах которой болталась краснаясургучная печать.

Женщина быстро схватила конверт, сунула его,не раскрывая, в свою сумку, встала и заявила:

– Думаю, дальнейшее мое присутствие тутсовершенно неуместно.

– Ну что ты, Оля, – тихо ответилаРада, – мы все рады тебя видеть!

Дама гортанно рассмеялась:

– Не надо лицемерить, дорогая, никакогоудовольствия никому мой сегодняшний визит не доставил. Ефим с Кариной, да иМакс тоже, просто перекосились, когда меня увидали, решили, что отхвачуденежный кусок. Надеюсь, теперь они успокоятся. Впрочем, им самим ничего недосталось, все в твоих руках, душенька, отомсти «деткам» за унижения. Знаешь, ябы не утерпела и показала теперь этим кошкам, что отныне хозяйка в доме мышка.Поверь, они это заслужили.

Рада растерянно обвела глазами присутствующих.Ольга Сергеевна тем временем подошла к двери, потом обернулась и спросила усидящей возле меня Тины:

– Теперь, когда отца нет, хочешь, поедемна неделю к морю? Больше времени уделить тебе не сумею, но семь, нет, шестьдней выкрою.

– Спасибо, – ответила Тина, – яподумаю.

– Ну-ну, – хмыкнула Ольга, –соображай быстрей, предложение действительно только на июнь.