строптивые сёстры в путь. Долго шли, коротко ли, но только встретили они корову. И была та корова не обыкновенная, а с подойником на рогах. Но сёстры на неё не посмотрели даже, хотели мимо пройти.

Корова сказала им:

— Сестрички-красавицы! Тяжело мне с молоком ходить. Вы меня подоите, молочка попейте!

Засмеялись сёстры:

— Глупая ты, корова, длинные рога! Станем мы из-за тебя руки пачкать! Мы три года чистились, наряжались, чтобы во дворец попасть, к царю в услужение, а не для того, чтобы с твоим подойником возиться!

И пошли дальше.

Шли, шли. Вдруг навстречу им баран. Да не простой, а с ножницами на рогах. Но они и не глянули на него. Тогда баран заблеял, заговорил:

— Сестрички-красавицы, добрые девушки! Пожалейте меня, летом в шубе хожу, жарко. Постригите вы мне шерсть. Сколько надо, себе возьмите, остальную мне оставьте.

Засмеялись сёстры, захихикали:

— Ах ты, глупый баран, медный лоб, завитые рога! Мы три года чистились, наряжались, чтобы к царю в услужение попасть. Неужто, думаешь, станем из-за тебя руки пачкать!

И пошли дальше своей дорогой.

Идут, идут, вдруг видят — на камне старичок сидит. Старый-престарый, дряхлый. Говорит им старичок:

— Помогите мне, доченьки! Одёжа моя измызгалась — постирайте её! Волосы мои сбились — расчешите их. Сам я не в силах, стар стал.

Рассердились сёстры:

— Ишь чего захотел, старый дурень! Мы три года руки свои берегли, никакой работы не делали, к царю во дворец собирались в услужение поступать, а тут с тобой возиться! Да ты хоть весь мхом зарасти, нам всё одно!

И побежали дальше.

Пришли наконец упрямицы к царскому дому. Зашли и говорят:

— Батюшка царь-государь! Не возьмёшь ли нас в услужение?

Царь их оглядел, поморгал и сказал:

— Как не взять таких чистеньких? Возьму и возьму!

И взял. Стали старшие дочери царю служить.

В те поры стали старик со старухой ещё хуже, ещё беднее жить. Силы-то у них убывали, а не прибавлялись! Вот и решила младшая дочка, Тухкимус, пойти работы поискать, хлебушка для стариков припасти. Отпросилась она у родителей, благословили они её, и отправилась Тухкимус в путь-дорогу. Идёт себе потихонечку, а навстречу ей корова. Да не простая, с подойником на рогах.

И говорит ей корова:

— Остановись, красавица девушка! Посмотри, как тяжело мне с молоком ходить! Подои меня, душенька, а за труды молоко себе возьмёшь!

А Тухкимус говорит корове:

— Что ты, коровушка! Я и так подою, мне ведь не трудно, а тебе полегчает!

Подоила корову, а та её просит:

— Ты хоть молочка выпей!

Напилась Тухкимус молока, повесила корове на рога подойник и пошла. Немного прошла — навстречу ей баран. Копытцами стучит, ножницами бренчит.

— Девушка-красавица! — говорит. — Жарко мне! Парко мне! Летом в шубе хожу! Постриги ты меня, а шерсть за труды себе возьми!

Говорит ему Тухкимус:

— Славный ты, барашек, круглые рожки! Я и так тебя постригу!

Остригла Тухкимус барана и пошла дальше.

Шла, шла. Долог ли путь её был, короток ли, только пришла она на то место, где возле дороги, на камне, старик сидел. Старый-престарый, дряхлый. Он сказал:

— Доченька, красавица, пожалей ты мою старость! Выстирай мою одежду, расчеши мне волосы. Обиходить-то меня некому!

Выстирала ему Тухкимус одежду в ручейке, расчесала волосы старику гребнем своим частым-частым.

— Ты добрая девушка, — сказал старик. — Ты и корову подоила и барана постригла! Добрая у тебя душа, золотые руки, сноровистые! За то дам я тебе в награду вот эту палку. Береги её, не потеряй. Иди всё прямо, прямо. И придёшь ты к царскому дому. Там тебя на службу возьмут. Служба не лёгкая, да тебе не страшная. Когда нужда придёт, знай: за царским домом, в лесу, есть большой камень. Ударь ты по нему этой палкой трижды крест-накрест, и будет у тебя всё, что ни пожелаешь. А теперь в добрый час, ступай!

Поблагодарила Тухкимус старика, попрощалась с ним, взяла палку и пошла дальше.

Пришла она к царскому дому, зашла в него и сказала царю:

— Батюшка царь-государь! Остались у меня дома родители, старые, слабые. Хочу я им на хлеб заработать. Не возьмёшь ли меня в услужение?

Оглядел её царь с головы до пят. Видит, одежонка на ней старая, потёртая. Руки у неё грубые, от работы почерневшие. И сказал царь:

— В служанки ты не годишься. Мы взяли розовых, чистеньких, а грязнуха только во дворце наследит, натопчет. Тебя если и возьму, так разве за свиньями ходить!

Стала Тухкимус свиней кормить, поить. Весь день и вечер в свинарнике не покладая рук работает, а ночь за печкой проводит, там ей место отвели.

А у царя сын был единственный. И такой красавец — равного по красоте в государстве молодца и не было. Ищи — не найдёшь!

С ног сбились царские министры, государевы советники — не найдут ему подходящей невесты. Какую ни приведут — хуже его: не пара!

Вот царь устроил пир.

— Всех, — говорит, — зовите! Такова моя царская воля: хочу сыну невесту сыскать!

Наряжался царевич на пир. Кликнул слугам, чтоб в рукомойник воды налили, а старшие сёстры сами наряжались, каждая надежду имела царскому сыну понравиться.

Так они и приказали Тухкимус:

— Эй ты, Золушка чумазая, свинарка грязная, поди налей воды в рукомойник царевичу!

Вышла Тухкимус из-за печки, отряхнула золу с платья, ведро взяла, понесла к царевичу.

А тот увидал её, чумазую, испугался даже, закричал:

— Что за чучело огородное! Неужто некому в царском доме воды принести?

Ничего не сказала в ответ Тухкимус. Дождалась, когда все на пир ушли, и пошла в лес. Ударила палкой, которую ей старик дал, три раза крест-накрест по камню, и перед ней появились три ушата. В первом ушате вода — умыться. Во втором ушате — одежда, вся в медных звёздах, как небо, в третьем — конь с медной сбруей, шерсть медью отливает.

Умылась Тухкимус из ушата, надела на себя платье, как звёздное небо, на медного коня села и поскакала на царский пир. Как увидел её царевич, так в лучшие комнаты повёл, весь день от неё не отходил, с ней одной танцевал, играл, её рук из своих не выпускал. А как время пришло прощаться, спросил:

— Из какого ты города заморского, сестра моя?

А Тухкимус отвечает:

— Из Чучелинска, что Огородском зовут!

Удивился царевич ответу девушки. Что-то не приходилось ему о таком городе слышать. Но не спросил больше ничего. Решил выследить, куда она с пира уезжать будет. А чтобы вернее было,