Вечером играли с Даф в карты на поцелуи. Если я выиграю – яее целую, если она – то никто никого. Я победил Даф восемь раз подряд. Вот чтозначит логика и жесткое мужское мышление! И чего Улита врет, что стражи, дажесветлые, хорошо играют во все азартные игры?»

Но эта запись длинная и не совсем типичная. Сегодняшняязапись в дневнике Мефа гораздо более краткая:

«30 я.

Человек с занозой в ноге может думать только про занозу вноге. На красоты природы и на Млечный Путь ему в этот момент плевать. Я могудумать только о той валькирии. Она стала моей занозой.

Арей молчит, но я чувствую, что он ждет».

* * *

Ната разглядывала бело-синего, голого, похожего наэпилированную курицу, Депресняка. Выгнувшись, кот брезгливо вылизывал кожистоекрыло, настолько прозрачное, что видны были все вены.

– Гламурный у тебя котик! – с насмешкой сказала Ната.

– Да уж, гламурный! Мертвец с содранной кожей и тотгламурнее, – пробурчала Даф.

Она не воспринимала Нату в той же степени, в которой самаНата не воспринимала Даф. Они были слишком разные и абсолютно несовместимые.Даже полукопченая колбаса и шерстяной носок – и те, встретившись, обнаружили быбольше общих интересов.

Многократно Даф, склонная к анализу и самокопаниям,задумывалась, почему она не любит Нату, но так и не пришла к окончательномувыводу. Должно быть, Ната, выверенная до последнего штриха, с отточеннымиулыбочками, закаленным эгоизмом и косметикой, наложенной уже в семь часов утра,для нее была слишком искусственна.

Даф посмотрела на Улиту. Откинувшись в кресле, ведьмазабросила ноги на стол и задумчиво ловила лезвием шпаги отблески свечей. Доносылежали неразобранные.

– Наверное, не стоило надуваться большим количеством кофе сутра. Теперь у меня в голове порхают мотыльки, и работать совсем не тянет, –пожаловалась ведьма.

– А что, бывают дни, когда тебя тянет работать? – усомниласьДаф.

Ведьма не ответила. Скорее всего потому, что не расслышалавопроса. Даф с удивлением взглянула на нее. Улита улыбалась вымученно изамороженно, что было ей вообще-то несвойственно.

– Ау! О чем ты думаешь? – спросила Даф.

– Мечтаю, чтобы все мои враги набились в две машины, которыебы врезались в центре перекрестка. А я стояла бы на светофоре и ела мороженое свишневым наполнителем!

– Сразу видно, что ты темная. Светлая мечтала бы не так. Онамечтала бы, чтобы ее враги раскаялись и пришли к ней просить прощения! –сказала Даф.

– Ага! А потом уселись бы в две машины и врезались в центреперекрестка! – мстительно закончила Улита.

– Да что с тобой такое? – спросила Даф участливо. С Улитойчто-то творилось. Не надо было быть стражем света, чтобы это заметить.

– Проклятье! Эссиорх! Мы с ним позавчера поссорились. Я егоненавижу!

– Ты поссорилась с Эссиорхом? С ним же невозможнопоссориться! – не поверила Даф.

Натянутая улыбка Улиты стала похожа на оскал.

– Еще как возможно! С этим светлым ханжой! С этим набитымидиотом, воспитанным на цветочках и пестиках в их дурацком Эдемском саду!..Бабник проклятый! Самец!

– Погоди, ты противоречишь сама себе. То воспитан нацветочках и пестиках, то вдруг бабник. Не стыкуется! – сказала Даф.

– Еще как стыкуется! Знаешь, в чем причина успеха Дон-Жуана?В том, что подавляющему большинству мужчин женщины интересны лишь в ряду общихудовольствий… Эссиорх же еще не совсем безнадежен. Или, точнее, теоретическинебезнадежен, – сказала ведьма.

Ната, крутившаяся рядом, не удержалась и ехидно кашлянула.

– Не кашляй на меня, Вихрова! Мне не нужны твои микробы! –мрачно предупредила Улита.

– Можно подумать, ты на меня никогда не кашляла! –неосторожно заявила Ната.

– Я – другое дело. Ты моим микробам не нужна. Ты им ненравишься! Микробусы, идите к мамочке! – сказала Улита.

Она задумчивым, тяжелым взглядом посмотрела на Нату и вдругпотребовала:

– Быстро заткнула уши!

– С какой стати?

– Считаю до нуля!.. Ну! Ты меня знаешь!

Ната ее действительно знала и потому поспешно заткнула уши.

– Ничего не слышишь? – спросила Улита.

Ната наивно замотала головой.

– Вот и хорошо! Попытаешься перехитрить меня – оглохнешь. Изушей до старости будут ползти белые черви, – не повышая голоса, ласково сказалаведьма.

Даф заметила, что Ната поспешно изменила положение пальцев ина всякий случай отошла от Улиты шагов на десять. По ходу дела она ухитриласьскорчить такую гримасу, что, действуй они на Улиту, ведьма немедленноотправилась бы мылить веревку. Улита, однако, обратила на Нату не большевнимания, чем хомяк обратил бы внимание на картину Боттичелли.

Даф смотрела на Улиту и думала, насколько серьезна ее ссорас Эссиорхом. Видимо, ее причины залегали глубже обычных любовных перебранок,главная прелесть которых в том, что они горячат кровь. Может, Эссиорхпотребовал ответа: с кем ты – со светом или мраком? Обычная же практика Улитыставить на расспросах поцелуйную точку на этот раз не принесла результатов.

– Нет. Это обычная его тема. Все было хуже, – беззастенчивоподзеркаливая, сказала Улита. – Эссиорх заявил: когда общаются двое – болеесильная личность оказывает влияние на более слабую. В результате каждая парадвижется в определенном направлении: некоторые пары деградируют, а некоторыесовершенствуются. Понимаешь?

– Ну так оно примерно и есть. По логике вещей, –нерешительно признала Даф, думая о себе и Мефе.

Интересно, кто из них двоих кого и куда тянет? Даф хотелапоинтересоваться, насколько увлекательным может быть процесс деградации, нопередумала. Ведьмы, даже неглупые, вспыльчивы как порох и обидчивы как сиамскиекошки. Поди объясни, что тебе это нужно в порядке обогащения личного опыта.

– Этот светленький чистюля утверждает, что, общаясь со мной,опрощается. Кроме того, он не замечает, чтобы я сколько-нибудь ощутимопродвинулась к свету. Я-де воспринимаю его только как тело, а на все прочее, надушу там, на высокое мне плевать! Нет, как это тебе?