Пока Меф с тоской забивал голову тяготящими его знаниями,внизу, в приемной, кипела жизнь. К Мефу заглянул Чимоданов, деловитый, какнавозный жук. Он долго смотрел на Буслаева, стоя в дверях, затем спросил:

– Меф, а Меф, ты никогда не задумывался: какие у крысы шансыспастись с тонущего корабля?

– Не-а.

– А я сам не знаю почему, но иногда прикидываю. Вплавь?Бесполезно. Залезть в шлюпку? Заметят и вышвырнут.

– И что ты в результате придумал?

– Прыгнуть в бочку с овсянкой и хорошо загерметизироваться.Как тебе такая мысль? Вроде как отсидеться в бункере, а?

– В бочке не отсидишься. Жрачка закончится, и кирдык… Крысыдолжны вычерпывать из трюма воду вместе с матросами. Это единственный выход, –не отрываясь от книги, сказал Меф. Он умел быстро просчитывать варианты.

Чимоданов так не считал, однако тема себя уже явноисчерпала.

– А… Ну разве только так! – протянул он и снова мучительнозадумался о чем-то. Как оказалось, уже не о крысах.

– Кстати, знаешь, как сделать военное мыло? – спросилПетруччо пять минут спустя.

– Ну и как?

– Надо утопить дохлого ежика в каустике! – произнесЧимоданов с видом человека, доверяющего сокровенную тайну.

– А что такое каустик?

– Вот это я и собираюсь выяснить, – сказал Чимоданов и ушел.

Меф проводил Чимоданова рассеянным взглядом. Чимоданов какличность въедливая и склонная к бюрократии хорошо прижился в резиденции мрака.Даже Тухломон его по-своему уважал. Петруччо вполне способен был выдать нечто вдухе:

– Это что такое?

– Лопата.

– Сам вижу, что лопата! А где инструкция по эксплуатации?

Следом за Чимодановым удалился неразлучный с ним Зудука. Виду Зудуки был такой смиренный, что после его ухода Меф не слишком удивился,обнаружив, что он ухитрился поджечь обои и нацарапал после имени Мефодия три изчетырех букв известного слова. Четвертая буква пока отсутствовала, но Меф знал,что Зудука обязательно вернется, чтобы ее дописать. Он не любил незавершенныхдел.

«Приличные люди на заборах не читают – приличные люди назаборах пишут». Чимоданов был ходячей иллюстрацией этого тезиса.

Для того чтобы сделать возвращение Зудуки запоминающимся,Меф усилием мысли перенес из ближайшего гипермаркета крысоловку. Последнеевремя телепортации удавались ему все лучше. Не считая, правда, случая, когда,выполняя просьбу Чимоданова раздобыть где-нибудь соломинку, чтобы поковырять вухе, Меф случайно перенес в резиденцию столб с болтавшимися проводами. Меф невиноват, что, представляя поле, он невольно представил и дачный поселок Мухино,где они с Зозо как-то провели лето с одним из очередных «папов», а разпредставил поселок, то представил и ведущую к нему линию электропередачи.

Наконец с сегодняшней нормой занятий было покончено. Рунавыпотрошенного школяра на переплете временно погасла. Меф встал и без особогожелания подошел к турнику (гордость дикаря! собственноручно вбитая в стенудлинная труба). Подтянулся вначале пятнадцать, затем двенадцать, и три раза повосемь раз. Закончив подтягиваться, он простоял требуемое количество времени накулаках и удовлетворенно поставил себе в тетради плюс.

Он хотел уже закрыть тетрадь, когда у него внезапнопоявилось желание сделать одну запись. Вспомнив, что сегодня 30 января, Мефбыстро записал в тетради: «30 я». Это могло означать как «тридцать я» (хм,офигительно тяжелая форма шизы!), так и «тридцатое января». Правда, в данномслучае смысл был очевиден.

Кстати, если уж начались всяческие отступления, дневникведет не один Меф. Свой дневник есть и у Дафны. Это записная книжка, котораяпри необходимости извлекается из кармана рюкзачка, где в остальное времянаходится постоянно. Тухломону и иже с ним в записную книжку лучше незаглядывать. Один суккуб, наглый и любопытный, как все суккубы, все же сунулсяи теперь, говорят, уже на пути к выздоровлению. К концу года вновь научитсяговорить, а еще через год – читать, при условии, что по картинкам можно будетдогадываться, где слон, а где собачка.

Дневник Даф состоит в основном из существительных. Этонасущные и часто скучные дела, которые нужно сделать, список предстоящихпокупок и так далее. Когда дела сделаны, они без сожаления вычеркиваются изсписка. А вот и сама запись, сделанная currente calamo.[1] Как исключение, вней довольно много глаголов.

Ради интереса сравним записи в тетрадях Мефа и Дафны. Причемлюбопытнее будет взять какой-нибудь один, пусть даже осенний день.

Дневник Даф

«5 окт.

Зубная паста. Шампунь. Ради прикола самоучитель игры напоперечной флейте (зачеркнуто).

Комб. для Дпрс. (нарисован котик и виселица. Видимо, котокончательно утомил Даф своей привычкой сдирать комбинезоны).

Старая школа М.

Совсем запуталась. Любовь – это волны: нахлынула –отхлынула. Но даже когда волн нет и море спокойно, близкое присутствие океанаощущается. И вообще, недавно Улита хорошо сказала, что любовь начинается не сразмышлений, подходит тебе человек или нет, а с чужих грязных брюк, которые тыначинаешь зачем-то стирать в своей новенькой машинке.

Est mollis flamma medullas intere, et tacitum vivit subpectore vulnus.[2]

З.Ы. Я в панике. За осень я выросла на 2 см. Раньше мне дляэтого потребовалось бы (зачеркнуто много раз)…»

А вот дневник Мефа – тетрадь большого формата с пружиннымпереплетом. Меф ценит только такие тетради. Все остальное, по его мнению, –издевательство.

«5 окт.

Вчера у меня выдалось свободное утро, и я решил заглянуть всвою бывшую школу. Со мной были Даф и Депресняк. Депресняк хорошо поел,подрался, мимоходом женился и был в хорошем настроении, как кот, получивший всевозможные удовольствия. Его хорошее настроение выражалось в том, что он свисалс плеча у Даф и дрых без задних лап.