уже оставили их позади. Мы движемся к обществам контроля, которые больше не действуют методом заточения людей, но посредством постоянного контроля и мгновенной коммуникации… Можно, конечно, увидеть, как каждый тип общества соответствует определенному типу машин: так, простым механическим машинам соответствуют суверенные общества, термодинамическим машинам – дисциплинарные общества, кибернетическим машинам и компьютерам – общества контроля. Но машины ничего не объясняют, вы должны проанализировать коллективные устройства, где машины выступают лишь одним из компонентов».

Deleuze, 1990

В своем знаменитом «Постскриптуме к обществам контроля» Делёз предвидел форму власти, которая основана уже не на производстве индивидов, а на модуляции дивидуумов. Индивиды разбиваются на числовые следы, или дивидуумы, которые управляются через «банки данных»: «Мы больше не имеем дела с парой масса – индивидуум. Индивидуумы становятся „дивидуумами“, а массы – сэмплами, рынками и банками данных» (Deleuze, 1992б; Делёз, 2004: 230).

Дивидуум отражает идею объектиля (одновременно следуя ей), которую Делёз раскрывает в «Складке» (Deleuze, 1993; 1998). Дивидуумы не просто описывают атомизированный субъект, но делают возможной постчеловеческую консолидацию коллективных агентов в качестве кондивидуумов или суперъектов. Как говорит Делёз вслед за Уайтхедом: «Пока объект становится объектилем, субъект превращается в суперъект» (Deleuze, 1993: 21; 1998: 35)[100]. По крайней мере, в области цифровых технологий данные и метаданные можно рассматривать как дивидуумы, которые используются в составе новых суперъектов, базы данных же можно применять для картирования социальных структур и прогнозирования социальных тенденций. Как справедливо замечает Сават (Savat, 2009) в отношении новых методов модуляции в обществе контроля, «вновь возникающим способом наблюдения является распознавание образов».

Политика

Придание слишком большого значения определению общества контроля может не оставить места для политического воображения и постчеловеческих траекторий. Делёз задавался вопросом о политических последствиях понятия биополитики Фуко: «не запер ли он себя в рамки отношений власти?» (Deleuze, 1988а: 94; 1998: 124). Собственно говоря, тот же вопрос можно было бы задать и Делёзу. Парадигма контроля (как она проявилась, например, в хайдеггеровском активизме «Тиккун») может быть легко трансформирована в парадигму виктимизации и виктимизирующего постгуманизма.

Как признает Венди Чун:

«Прочтение Делёзом обществ контроля убедительно, хотя, возможно, и параноидально, поскольку принимает пропаганду за технологическую реальность и смешивает возможность с вероятностью… Это не означает, что анализ Делёза неверен, а скорее то, что он, как и многие другие анализы техники, непреднамеренно выполняет цели контроля, воображаемо приписывая тому власть, которой у него еще нет, и скрывая его недостатки. Таким образом, чтобы понять свободу от контроля, нам нужно настаивать на неудачах и фактических действиях техники. Мы также должны понимать разницу между свободой как состоянием и свободой как правом, поскольку контроль, хотя и важен, – это только половина истории».

Chun, 2008: 9

Понятие общества метаданных направлено на то, чтобы оставить потенциальные возможности открытыми и предложить альтернативные и более сложные архитектуры знаний. Такие инфраструктуры метаданных могут быть использованы против политического контроля другим способом[101]. Как писал Гваттари в своей классической «Шизоаналитической картографии» 1989 года:

«Благодаря темпоральности, применяемой микропроцессорами, огромные объемы данных и проблем могут быть обработаны за крошечные промежутки времени, таким образом, что новые механические субъективности продолжат опережать вызовы и ставки, с которыми они сталкиваются».

Guattari, 2012: 11

Контроль – не единственная возможная эпистема дивидуума – эпистема постчеловеческого кондивидуума еще не изобретена.

См. также: «Обсерватория антропоцена»; Алгоритм; Альтергоритм; Цифровое гражданство; Сетевой аффект; Утечки и медиарасследования.

Маттео Пасквинелли

(Перевод Виктории Дубицкой)

Объектно-ориентированная онтология (ООО)

Что общего у «алмазов, веревки, нейтронов… армий, чудовищ, квадратных кругов… полчищ настоящих и выдуманных народов» (Harman 2010b, 5; Харман, 2015: 16) и «сантехников, шелка, карликовых шимпанзе, DVD-плееров и песчаника» (Bogost 2012: 6; Богост, 2019: 15)? Поверхностный ответ на этот вопрос – все они принадлежат к любопытному зверинцу реальных и воображаемых вещей, построенному объектно-ориентированной онтологией (ООО), но более глубокий ответ ищет сама ООО: что можно сказать о каждом из этих объектов мышления и речи, о каждом без исключения, в силу того что они – объекты? Что такое объекты как (qua) объекты?

ООО – не единственный и не первый философский подход, направленный на решение этого вопроса. С одной стороны, начиная с Аристотеля, метафизическая традиция изучала объекты как индивидуальные субстанции – базовые строительные блоки реальности, к которым присоединяются акциденции (например, человек, который в разное время может быть мудрым, глупым, бегущим или спящим). С другой стороны, феноменологическая традиция, начиная с Гуссерля, обращалась к объектам как интенциональным предметам – фундаментальным единицам сознания, благодаря которым проявляются качества (например, яблоко, которое может быть сразу и красным, и блестящим, и даже сладким и сочным). Однако, хотя ООО находится под влиянием как классической метафизики (лейбницевской и аристотелевской в равной степени), так и феноменологии (Хайдеггера наравне с Гуссерлем), она существенным образом отличается от каждой из них. С одной стороны, ООО отвергает классическое представление о том, что только те объекты, что сохраняются в пространстве и времени, могут быть истинными субстанциями (включая в их число, например, кратковременные события, математические объекты и вымышленных персонажей); с другой стороны, она отказывается от феноменологического жеста сведения онтологической структуры объектов к интенциональной структуре нашего сознания (например, допуская, что вымышленные объекты как вымышленные объекты – суть нечто большее, чем то, как мы думаем и говорим о них).

В первом приближении представляется, что своеобразие ООО сводится к попытке соединить дескриптивный масштаб феноменологии со спекулятивной глубиной метафизики. Однако в ООО присутствует и ряд положительных утверждений о природе объектов, которые объединяют различные варианты ООО и отличают их от других форм современной метафизики, занимающихся схожими проблемами. Мы сосредоточимся на трех основных идеях – изъятии, плоской онтологии и замещающей причинности – и объясним их, обратившись к истокам ООО в работах Грэма Хармана и к текстам основных теоретиков ООО, на которых он повлиял (Леви Брайанта, Иена Богоста и Тимоти Мортона), там, где это будет уместно.

Объектно-ориентированная философия Хармана (ООФ) – это исходная форма ООО, от которой произошли другие ее вариации. ООФ вобрала множество влияний, помимо уже упомянутых (например, Уайтхеда, Латура и Лингиса), но ее изначальным элементом стала интерпретация Харманом хайдеггеровского инструмент-анализа (Harman, 2002). В этом феноменологическом описании наших встреч со сломанными инструментами Харман находит общую модель отношений между объектами: один из них может полагаться на другой (например, человек, использующий молоток, животное, зависящее от атмосферного кислорода, мост, опирающийся на балки), но это не исчерпывает все способности объектов (то есть молотки,