Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа, где мама?
Богдан присел на корточки, обнял своего чёртика.
— Мама очень-очень далеко. Видишь звёздочку? (Тогда как раз загорались первые звёзды). Мишка кивнул.
— Вот там теперь живёт мама. Она нас любит и видит. Она всё знает о нас, что мы делаем, как живём, гуляем, учимся, работаем.
— Она прилетит к нам? — спросил Андрюшка.
— Не-е-ет, — честно покачал головой Богдан.
— А мы туда полетим? — спросил Андрюшка, готовый заплакать.
— Полетим. Не скоро. Но полетим обязательно, — твёрдо обещал Богдан.
— И мамочку увидим? — с сомнением спросил Андрюшка.
— Увидим, малыш. Но не скоро.
И почему его в детский сад не отправили — ведь должны были? На следующий день из разговора Богдана с тётей Зиной поняла: они куда-то переезжают. Куда? Зачем? Вероятно, что-то затевается, и Богдан с сотрудниками будет работать где-то вне Москвы. Ну что ж, оно и лучше. А так жаль их домика в Соловьёвке.
Дней через десять бестелесного существования Прасковья совершенно освоилась со своим новым положением. Часто зависала под потолком и глядела на происходящее сверху. Чем-то этот ракурс был памятен. Наконец сообразила: именно так, сверху, она видела происходящее, когда во время военного переворота встречалась с генералами на Комиссии Кадрового Контроля. Наверное, в решающие моменты жизни душа ненадолго способна выйти из тела и взлететь под потолок. Но тот полёт продолжался несколько минут, а теперь она научилась вполне сносно и подолгу летать. Сначала всё кружила вокруг дома, боясь по своему топографическому идиотизму потеряться, а потом стала отправляться в более дальние рейсы. Сообразила, что надо следовать вдоль дорог, тогда не потеряешься. Ведь никакого гаджета у неё нет, крутись как знаешь. С какой скоростью летала — понятия не имела. Но потом сообразила пристроиться к соседскому автомобилю, и получилось, что километров шестьдесят она делает запросто. Больше — трудновато.
Слетала на родину. Чудная золотая осень, синеет река, золотятся купола, наверное, на их улице стоит густой яблочный дух, но чувствовать запахи ей не дано.
Сделала открытие — телепортацию. Оказывается, лететь не обязательно. Достаточно с усилием подумать о чём-то, как тут же оказываешься в том самом месте. Только подумать надо упорно и сосредоточенно.
* * *
Мишка теперь не живёт с Богданом, он сейчас в Москве, а Богдан — в Муроме. Там, на территории того самого монастыря, где настоятелем отец Варфоломей, сделали что-то вроде координационного центра по пси-оружию. Совсем немного сотрудников, Прасковья насчитала пятнадцать, одни парни, как хотел когда-то Богдан. Богдан там главный, и ещё тот самый Женя, которого она когда-то кормила котлетами. Он всё такой же — с оттенком лёгкой немытости и нечёсанности. Богдан, кажется, ещё постарел и ещё больше похудел. Но держится прямо. А кудри совсем белые, точно как у чёртовой бабушки; если нападает снег, будет почти незаметно.
Она догадалась: это главный центр, откуда поступают задания множеству субподрядчиков. Эти пятнадцать парней — мозговой центр огромной организации. Скорее всего, Светоносный Отец их не пощадит, — подумала и ощутила что-то вроде фантомной сердечной боли. Фантомной потому, что сердца у неё нет, его закопали в могилу.
А живут они все в той самой гостинице, куда они с Богданом поехали вскоре после их встречи. Круг жизни замкнулся, краткий миг закончился.
И тётя Зина тут же. Прасковья услыхала, что такое размещение — временное. Им уже начали строить коттеджи и ремонтировать какой-то домик XIX века. Наверное, Богдан станет там жить, — подумала тотчас. — Ведь он любит старинные дома. А может, останется в маленьком домике на территории монастыря, куда поселил его Золочевский, вроде как временно. Там чудесно: неоглядные заокские дали, рядом огороды, что разводят монахи, загоны для скота. Значит, молоко всегда будет свежее, им обоим кстати, — обрадовалась Прасковья.
И кабинет у Богдана очень удачный. Белёные стены, просторный тёмный стол, похожий на тот, что был в его квартире в Китай-городе. И стеллаж из простых досок. В углу икона с лампадкой — та самая кипрская икона Параскевы Пятницы, которую она сама купила в Кикском монастыре на Кипре, когда поехали туда после свадьбы. Значит, Гасан сохранил икону и передал вместе с книжками, молодец Гасан, деловой и пунктуальный. Стол Богдана почти пустой — только ноутбук, блокнот формата А4 и ручка. Хорошая ручка, дорогая, он такие любит. И её, Прасковьи, фотография с Киевского митинга стоит на столе. Так всегда было, Богдан не изменил своим привычкам. Только её нет.
В середине дня он идёт домой — формально обедать, а на самом деле — побыть с Андрюшкой. В кабинете — печка, даже дрова сложены в углу. Будет холоднее — можно подтопить, — обрадовалась Прасковья. А то ведь он, похоже, мёрзнет, согревается горячим чаем из стакана в подстаканнике. Хоть бы конфетку съел, «коровку», ему ведь они нравились когда-то, — она опять ощутила фантомную сердечную боль.
Богдан что-то торопливо писал в блокноте, одновременно глядя в ноутбук. Она знала, что так он пишет, когда боится упустить мысль.
В дверь постучали. Богдан не отозвался. Тогда дверь приоткрылась и всунулась голова одного из его сотрудников — она его мельком видела.
— Богдан Борисович, можно к Вам на минуту? У меня срочное дело.
— Ждите, — махнул рукой Богдан. Парень пристроился в уголке. Стал перелистывать блокнот. Как видно, Богдан завёл здесь моду на бумажные носители.
Наконец Богдан закончил.
— Что у Вас? — спросил нелюбезно.
— Богдан Борисович! — парень говорил одновременно смущённо и напористо. — Меня к Вам послал Сидоров, он говорит, что он не может решить мой вопрос.
— Покороче, — поморщился Богдан.
— Я никак не могу ехать в Индию, на полигон.
— Что значит не можете? — с изумлением взглянул на него Богдан.
— По личным обстоятельствам, — хмуро проговорил сотрудник.
— Какие такие личные обстоятельства? — брезгливо сощурился Богдан. — Кто-то умер у Вас?
— Наоборот, — сокрушённо произнёс парень. — У меня жена рожает. В Нижнем Новгороде. Я должен быть там.
— Вы что — акушер? — со злой насмешкой проговорил Богдан. — До сего момента мне казалось, что Вы инженер.
— Богдан Борисович, — продолжал настаивать парень. — Мне надо присутствовать при родах.
— Зачем? — Богдан смотрел на парня с отвращением.
— Ну, так принято: партнёрские роды, — прошелестел тот, сжимаясь под взглядом Богдана.
— Коротко говоря, я Вас не отпускаю. Вы инженер или баба? Партнёрские роды — это дрянные бабьи выдумки. У меня трое детей, и я ни разу этого не видел. У мужчин и женщин свои обязанности, и Вы извольте исполнять свои. Идите и работайте. — Богдан снова погрузился