— Понятное дело, с чего ты их поминаешь. Нам бы одного из них изловить, куда как с добром. За день бы все перетаскали. Я тебе, паря, так скажу: коняга — животина по-своему очень даже неглупая. Конечно, ежели попрет наугад без толку, куда глаза глядят, ничего у нее хорошего не сложится. Пропадет. Оглядится, что, как, куда и зачем, подумает хорошенько, к людям поближей подастся.

— К нам?

— А мы с тобой не люди, что ли? Костер складем, кулеш заварим, рыбы наловим, избушку срубим. Полноценное жизненное основание у нас получится. Загружайся давай, а я из-за хроматы своей помаленьку вперед подамся. Место выгляжу, зверя какого ни есть скараулю. По реке их завсегда богато шарашится. Есть, пить и зверю охота. Особо после страсти такой, которая невесть за что нас тут пристигла.

— А я тальменя словлю. Прошлый раз такого здоровущего видал.

— И то ладно. С Богом, что ль!

Сторожко и тяжело ступая на покалеченную ногу, Иван стал медленно спускаться в распадок, по дну которого прорывалась к далекому Угрюму бурная горная речушка.

Распугав кур и развесив клубы пыли по всей улице, милицейский «уазик» затормозил у ворот дома Зарубина. Торопливо выскочившая из него Надежда Домнич сначала попыталась открыть запертую калитку, а затем изо всех сил стала стучать в ворота. Не открывали долго, а когда наконец калитка открылась, за ней с карабином в руках обозначился Тельминов.

— По какому поводу шурум-бурум? — поинтересовался он, загораживая дорогу попытавшейся войти Надежде. — В доме, кроме Аграфены и меня, ни живой души. Аграфена без памяти лежит. Сволота эта донесла, что Ваську подстрелили. Я ей объясняю — сознательная провокация. На испуг берут. С целью посеять панику и лишить сопротивления. Так она то мне верит, то гаду этому. Брательник еще называется. Так что ежели ты за мной, мне отходить надолго от нее очень даже нежелательно.

— Передай, живой Василий. Был частично пострадавший, но живой. Подробностей пока не знаю. По рации сообщили, с моим дураком на Убиенке из вертолета выпали. С вертолетом авария какая-то. Тоже на Убиенке. Сейчас будем организовывать людей на спасение. Там все эти — Чикин, батя, приезжие. Так что я теперь здесь оставшаяся верховная власть.

— Куда выпал-то?

— Вроде в озеро. Связь плохая, не разобрать было.

— В озеро — это хорошо. Выплывет в обязательном порядке. Насчет твоего козла не уверен. А в аварии которые — живые?

— Раз сообщают, значит, живые. Спасать их надо.

— Может, это… Не стоит. Раз живые — сами выберутся. А ты, если власть, лучше разберись, что здесь к чему, пока поздно не стало. Народ сейчас очень даже недоволен. В подавляющем большинстве. Вот зачем, объясни, если ты тоже власть, попа нашего с Сергуней под арест упекли? Кандея похоронить как положено не даете. Родственники очень даже переживают по этому поводу. Любаша в пожаре сгибла, а вы, какая причина, даже не чешитесь. Власть должна меры против всего этого бардака принимать. А этих, если спасете, по-новой все начнется.

— Заткнись, а! Чересчур умный стал после психушки. Я зачем сюда к вам? Держи ключи. Выручай своего батюшку, пусть идет Кандея отпевает. Родственники там сейчас действительно голос повышают. Особенно Марья твоя старается, хотя он ей даже не седьмая вода на киселе. И насчет тебя разоряется, чтобы снова тебя в психушку. Все понял?

— Насчет Марьи давно все понял. А вот насчет тебя большие сомнения. Ты вроде к товарищу Зарубину симпатию проявляла?

— Не твое собачье дело. И так не знаешь, за какой конец хвататься, чтобы на дне не оказаться.

— Ты не хватайся, ты меры принимай, пока не поздно. А то тут такое закрутится. Государственный переворот в рамках отдельно взятого таежного района. Имеешь возможность предотвратить.

— Да пошел ты! — в сердцах оборвала его Надежда. Заскочила в машину. — Поехали! — приказала клевавшему носом шоферу.

— Куда теперь? — недовольно поинтересовался тот.

— Знать бы. Давай к старшему Боковикову. Интересно, откуда он недостоверные сведения получает.

— Так он вроде в тайгу наладился. Видели его.

— Вот и уточним — вроде или не вроде. Поехали!

Уазик развернулся и, нещадно напылив, скрылся в конце улицы.

Бондарь, сложив на грядку ружье и пакеты с едой, долго возился с наружным замком на двери своей чудом уцелевшей во время пожара баньки. Справившись наконец и подобрав принесенное, боком протиснулся в предбанник. Дверь за собой не закрыл, был уверен, что Любаша еще в отключке. Как уверил его один из проценковских кадров: «Бессознанка у нее часов на восемь, не меньше. А пока полностью очухается, еще столько же натикает. Миорексант — штука серьезная, ошибок не бывает. Можешь за это время все, что тебе желается, в качестве законного супруга с ней производить. Не переусердствуй только. Поскольку находится под следствием и должна будет дать показания. Поинтересуйся, кстати, куда она с этим суперменом рванула поутрянке в полном охотничьем обмундировании?»

Обернувшись к лавке, на которую уложили потерявшую сознание Любашу, Бондарь испуганно замер. Любаша, освещенная бившим из открытой двери солнечным светом в ореоле неприбранных рыжих волос, выпрямившись во весь рост, пристально и презрительно смотрела на него.

— Я это… — пробормотал он наконец, — поесть тут, если захочешь.

— Куда Василия подевали? — бесцветным и вроде бы совсем равнодушным голосом спросила Любаша.

— Так это… На Дальний они его поволокли. В полном составе. Он там это… Показать или указать что-то должон.

— Живой?

— Вас с ним временно обездвижили. Чтобы не возникали раньше времени.

Бондарь неожиданно улыбнулся:

— У Артиста столбняк случился, когда тебя в живом виде увидал.

— А у тебя что случилось?

— У меня это… Обрадовался.

— Сильно обрадовался?

— Считал, я во всем виноватый. А раз живая — камень с души.

— Это хорошо, что ты теперь без камня. Хочешь дальше спокойно жить, давай, что принес… Ружьишко тоже…

Любаша обошла застывшего столбом Бондаря, забрала ружье, взяла пакет с едой.

— Тебя временно, как вы меня, изолирую. Чтобы панику не поднимал.

— Они его