долго и слезно жаловался на козни, благодаря которым его сместили «родственных связей ради». И так же долго перечислял свои достоинства на посту коменданта, приводя бесчисленные примеры собственной неподкупности и бдительности в эти тяжелые времена. «Невзирая на лица, даже на особо знатных дам, желающих посетить окрестные деревни, я требовал соблюдения всех положенных правил и докладывал о чем положено кому положено. И винить меня не в чем, ибо коли уж знатная особа не желает быть узнана, так я и не узнал, и все сделал, как положено…».

Эту вздорную жалобу герцог Бургундский швырнул через стол секретарю, даже не дочитав. Судя по всему, она и прежним правительством в расчет не была принята. Но невозмутимый секретарь вернул бумагу и попросил обратить внимание на пометки.

И сразу стало интересно!

Рукой Кошона на полях было написано: «Ближайшая деревня от Вокулёра – Домреми. Домреми – падре Мигель, духовник герцогини Анжуйской. Герцогиня – знатная дама, не желающая быть узнанной. Вокулёр и Домреми – соседство с герцогством де Бар…».

Вот когда герцог схватился за бумагу обеими руками! Тут же повелел найти ему всё, что осталось от шпионских донесений про дела Иоланды Анжуйской и потратил целый день, перечитывая, отбирая нужное и складывая из разрозненных кусочков единое действие, словно мавританец, создающий свою мозаику. А когда сложилось, масштаб замысла его едва не напугал. «Что же они готовят?!», – думал герцог, потирая лоб. «Столько лет, планомерно, расчетливо… И нигде никакого намека на цели и средства! Одни только побочные действия, окольные пути, и всё вроде бы случайно… Ах, как же это некстати! Надо снова посылать в Лотарингию шпионов. Времени, конечно, много займёт, но ведь есть ещё и Карл! Как только окажется у меня под рукой, попробую его разговорить…».

Для этого ранним декабрьским утром в резиденцию герцога и был вызван новый коннетабль.

Вызван со всем почтением, поклонами и извинениями, на которые Бургундец своим посыльным велел не скупиться. Пускай Карл думает, что чего-то по-прежнему стоит, хотя на предварительных переговорах с дофином толку от него было мало – отмолчался, отсиделся и думает, наверное, что обвел-таки всех вокруг пальца.

Но пусть… Не жалко. Тем легче будет строить разговор.

А для большего вдохновения герцог Жан решил провести встречу в кабинете, где на видном месте красовался его портрет.

Портрет тонкого политика, с надменным непроницаемым лицом, с нежными женскими руками и взглядом, умеющим проникать в суть вещей…

БЕССТРАШНЫЙ ПРОТИВ СМЕЛОГО

(Париж, 1418 год)

– Ну что, давай попробуем поговорить по душам?

Герцоги уже обменялись положенными приветствиями, и Карл успел сказать несколько слов о портрете, который трудно было не заметить, настолько выгодно он стоял и освещался.

– Полагаешь, я похож? – спросил Бургундец.

– Абсолютно. И здесь особенно заметно, как ты стал походить на отца. Взгляд, выражение лица…

– А руки? Как они тебе?

Карл рассмеялся.

– Это мечта! Уверен, многие, взглянув на эти руки, пожелали бы, чтоб они были такими на самом деле.

– Слабыми, да? – быстро подхватил Бургундец.

Карл неопределенно повел плечами.

– Я бы сказал – терпимыми… Более мягкими…

– Согласен, – наклонил голову герцог Жан. – В Европе полно народу, желающего, чтобы я был податливей. Не ожидал, правда, что и ты из их числа.

– Ты знаешь, Жан, я бы вечно оставался тебе другом, не будь ты так непримирим.

– Ты тоже упрямый, Карл, однако, я тебе другом остался.

Карл недоверчиво взглянул на Бургундца, но тот словно и не ждал никакого ответа. Отвернулся, обошел стол и, грузно навалившись на него, как раз и произнес:

– Ну что, давай попробуем поговорить по душам?

Карл тоже подошел поближе.

– Почему «попробуем»? Думаешь, годы нас так сильно изменили, что мы не можем говорить, как прежде?

– Последний раз не смогли.

Бургундец легко поднял серебряный кувшин полный вина и разлил рубиновую жидкость по двум кубкам, стоящим рядом.

– Бургундское? – спросил Карл, разглядывая герб на кубке.

– Я другого не пью.

Герцог Жан пригубил вино с явным наслаждением, опустив на глаза тяжелые веки. Подождал, когда угостится Карл, а потом, не поднимая век и глядя так же, как на портрете – куда-то вбок, спросил:

– Почему ты принял мое предложение, Карл?

Герцог Лотарингский напрягся. Тон Бургундца не оставлял сомнений – разговор, действительно, будет по душам. Поэтому он медленно поставил кубок на стол, затягивая паузу попытался поймать прямой взгляд Жана, но не поймав его, осторожно произнес:

– Скорее мне надо спрашивать, почему ты меня позвал?

Бургундец еще сильнее прикрыл глаза.

– Я желал видеть рядом с собой друга.

– Я бы тоже этого желал.

Коротышка быстро глянул на герцога, но теперь лицо Карла оставалось непроницаемым.

– Как странно, – пробормотал Бургундец, снова отводя взгляд, – мы оба желаем быть друзьями, однако взаимопонимания между нами никакого.

– Возможно, годы нас все-таки изменили.

– Нет. Скорее, утвердили на прежних позициях. Если бы ты дал себе труд измениться, мы бы сейчас действительно говорили по душам, а не крутились вокруг главного вопроса, как волки вокруг ежа.

– Каков же главный вопрос?

– С кем ты?

Вопрос был задан настолько прямо, и Бургундец так неожиданно уставился Карлу в глаза, что тот заметно растерялся.

– Я?.. Но разве я не с тобой?

– Ты принял моё предложение, но никак мне не помогаешь! – Бургундец держал Карла своим взглядом, словно на привязи. – Во время предварительных переговоров говорил только де Жиак, убеждая тебя и людей, которых я с тобой послал, что мои условия слишком унизительны и неприемлемы для первого принца Франции. А ты почему-то отмалчивался и давал всем право думать, что согласен с де Жиаком? Ты что, хочешь сорвать мне переговоры?!

– Нет.

Не отрывая взгляда от притихшего Карла, герцог Жан отхлебнул из кубка.

– Куда же в таком случае подевалось красноречие герцога Лотарингии? – спросил он, шумно сглотнув. – Старого друга, который еще недавно охотно и многословно убеждал меня, что союза с дофином следует достичь любыми способами…

– Я и сейчас это повторю…

– А не надо!!!

Коротышка грохнул кубком о стол с такой силой, что остатки вина выплеснулись наружу, залив кровавой лужицей поднос.

– Не надо уговаривать меня ступать на путь истинный, на который я ступил давным-давно! Ты лучше уговори своего дофинчика и его няньку герцогиню, чтобы приняли МОИ условия, и союз будет заключен! Но я подозреваю, что молчишь ты потому, что не хочешь испортить отношения с герцогиней.

– Да. Не хочу.

– А со мной?

Карл задержался с ответом всего мгновение, но герцогу Бургундскому этого хватило.

– Вот! Поэтому я и спрашиваю – почему ты принял моё предложение?!

– Я полагал,