Кадия никому не дает спуску.

* * *

Говорят, в университете имени Рэндома в Пике Волн особо въедливых, ботанически-настроенных студиозов учат всякой прекрасной старинной ворожбе. Например, уменьшаться в размерах, ненадолго сравниваясь с мышкой-норушкой или лягушкой-квакушкой. Говорят даже, некоторые эту магию применяют. Чтобы, например, максимально аккуратно и мелко зашить края раны у больного, или вручную прочистить старинные трубы городского водоснабжения.

Так или иначе, когда мы пришли в драконий лагерь, я подумала, что кто-то нас вот так вот — без нашего ведома — уменьшил. Ибо оказалось, что привратник Петр, в чью ноздрю, при желании, я могла влезть целиком, — это очень маленький дракон. Дракон-коротышка. Остальные же его родичи выглядели настолько монументально, что даже обычно сдержанная Андрис Йоукли разинула рот.

Петр, стуча об лед хвостом, поднимал тучи снежной пыли и выводил странные, рычаще-молящие рулады. От его голоса ледяные холмы, усеивавшие вершину горы, начали мелко подрагивать. Потом — с лязгом и скрежетом шевелиться. Морозные панцири на них стали трескаться, и вот уже пейзаж претерпел значительные изменения… Драконы, все как один спавшие в позах булочек с изюмом (тех, что Пиония кличет «улитками»), неохотно разворачивались, ворча, зевая, хрипя, сталкиваясь чешуйчатыми боками и создавая такой шум и гам, что, проори я даже во весь голос что-нибудь жутко секретное, тайна моя бы не вышла наружу. В теории, в таком звуковом обрамлении можно беззастенчиво признаваться в преступлениях или в любви — и то и другое сойдет вам с рук. Так что, если очень хочется облегчить душу, заведите себе несколько драконов — и творите свою исповедь во время их утренней побудки…

Все ящеры очнулись и сразу же взмыли в воздух — видимо, в качестве зарядки. Мы с удивлением поняли, что стоим на неожиданно плоской, раскатывающейся вдаль, будто блинчик, вершине горы. Снег уже не блестел, правда: драконы были столь велики, что перекрыли нам все небо, а с ним и солнце. Мы стояли в глубокой тени.

Петр задрал шипастую башку к двум десяткам своих подопечных, и неспешно заговорил:

— Значит-с-с-с-с, так-с-с-с…. Это — люди-с-с-с…

— Люди-с? Люди-с? Кто-с? Зачем-с? Как-с? Почему-с? Откуда-с? — заволновались драконы и еще энергичнее забили крыльями. Один из них — мелкий, желтенький, слабенько дыхнул огнем:

— Убить-с! С-сейчас же!

И, не успела я испугаться такого предложения, как привратник Петр снова негодующе забил хвостом об землю:

— Никаких-с-с-с убить-с-с-с! Поганцы-с-с-с молодые-с-с-с!

— Juventus est crudelissimum… — вздохнул Анте Давьер.

— Sic et simpliciter! — согласился Петр, скосив глаз к стоявшему подле себя дружку-хранителю. А потом пустился в объяснения для сородичей, ревя и хрипя так громко, что, боюсь, если бы не купол вокруг долины, нас бы услышали в каждом из северных государств:

— Значит-с-с, так-с! Это друзья! С ними Теннет-с! Вот этот-с, — и Петр когтистой лапой указал на маньяка. Маньяк вежливо помахал драконам над нами.

— Теннет-с? — заволновались они. — А почему так плохо выглядит-с? А где подтяжки-с?

— А ну молчать-с-с! — возмутился Петр и снова перемолвился с Давьером парой слов на таинственной латыни. Они тихонько поржали. Ну, то есть маньяк тихонько, а дракон — вполне так громогласно.

— Что-с? Что-с? — захлопали крыльями другие драконы.

Теннет повторил им сказанное, после чего, казалось, расхохоталось само небо.

Кадия, прижавшаяся ко мне по правому фронту, со стоном закатила глаза:

— Ну что это за цирк с конями, а!

— А тебе не страшно? — шепотом спросил ее Дахху, стоявший слева.

— Как можно бояться тех, кто бесконечно ржет и шепелявит? — здраво возразила подружка.

— О, сразу видно, ты ни разу с племенем Гогочущих Гиен дела не имела! — встряла Андрис.

— Я бы, скорее, призрака-хохотуна вспомнил, — фыркнул невидимый Полынь.

— А я — свою бабку Габи. И ржала, и шепелявила, а как скалку из ящика вытаскивала — так весь клан Кесов под кроватями прятался, — Мелисандр тоже вставил свои пять копеек.

— А что, семьи в Саусборне объединяются в кланы? — заинтересовался Дахху. Я улыбнулась:

— Уже планируешь расширение «Доронаха»?

Как-то так вот незаметно мы с ребятами сгрудились еще ближе друг к дружке и начали, слово за слово, болтать о своем… А где-то в высоте парили, ржали, шипели драконы, бурно реагирующие на каждую реплику массовика-затейника Теннета.

Переговоры с ящерами явно шли не так, как я себе это представляла, но… Меня все устраивало. От дыхания драконов нам внизу было тепло. От легких бесед, замешанных на воспоминаниях, мечтах и планах — светло.

Наконец, в наш уютный междусобойчик черным вороном ворвался Анте Давьер.

— Дахху, идемте за мной! — не переставая улыбаться, обратился он к другу.

— Зачем? — жалобно спросил Смеющийся, которого, судя по всему, ящеры не слишком-то прельщали.

— Пришло время показать им Симбу! — подмигнул хранитель.

— Кого?… — перепросил друг, но Теннет уже безапелляционно выталкивал его по направлению к привратнику Петру.

— Итак! — провозгласил маньяк. Драконы, видимо, в достаточной степени размявшиеся, тяжело поплюхались на снег. Каждый раз гору потряхивало, и все мы явственно улучшили навык сохранять равновесие…

— Всегда приятно встретить старых друзей, — слегка поклонился Теннет, — Но мы к вам по делу. У нас есть подарок, бесценный подарок.

— Ты других и не даришьс-с-с, — льстиво влез Петр.

— Но за этот подарок нам придется попросить у вас услугу. Неприятную — буду прям. Но в сравнении — ерунда.

— Что за подарок-с-с-с-? — драконы заморгали часто-часто, и я с легкой долей удивления поняла, что они так жеманятся и, вроде как, кокетничают.

— Дахху, пожалуйста, — кивнул маньяк.

Дахху явно не пребывал в восторге от того, что около тридцати пар ящериных глаз пристально уставились на него. Но все же дрожащими руками расстегнул куртку и, поколебавшись, вытащил из-за пазухи розовенькую, все еще слеповатенькую, умилительную королеву Бурундук.

— Подними ее, — громким шепотом попросил Теннет.

— Что? — не понял Дахху.

— Подними. На вытянутых руках, — продолжал настаивать маньяк из каких-то одному ему понятных соображений.

Дахху так и сделал.

Что, впрочем, было необязательно: со всех сторон и так уже доносились сдавленные рыки восторга, замешанные на неверии. Драконы мигом узнали свою повелительницу. Даже в таком младенческо-цыпленковом состоянии, что, казалось, легче принять ее за гадкого утенка, нежели за могущественное древнее существо…

Еще час миновал, как пять минут.