Боль головная отсюда, зловонное также дыханье,

И отвратительно все пахнет, — и ложе, и дом.

Я заключил бы, — такая зараза везде лютовала

В землях Египта, где был изгнан за вины еврей;

Гнусную эту заразу везде по земле он рассеял,

К людям больным подойти каждый боится теперь.

Так вот и я, одинокий, лежал, презираем друзьями, —

Двое иль трое едва лишь посетили мой дом:

Стурн, Лонгин и Тихтелий, в искусстве лечения славный,

40 Гракк и Стиборий еще, столь для меня дорогой,

Ты, Фуземанн безупречный, кто Музам моим благодетель,

Часто я чувствовал мощь речи приятной твоей.

Через три знака уже солнце мир повернуло бродячий,

И уже быстро идти начали Чаши Весов:

Полые бочки тогда запенились мустом текущим,

Вакх начинал обретать винные силы свои.

Вижу, — присутствуешь ты при моих стенаниях, Дева

Сопровождают тебя хоры высоких небес,

И скоро лютую ты изгонишь из тела сухотку,

50 Тело очистишь мое, званная мною не раз,

Мне возвращая былые, о Дева святейшая, силы,

Чтобы, по граду ходя, ложе я хвори презрел;

Песни за это мои тебе вечно хвалу изъявляют,

Что неизменно к тебе будут любовью полны.

5. Об Иоанне Английском, женщине, папе Иоанне XXII[792]

Женщина, что силой козней могла б, лишь она и представит,

Та, кто похитила всю высшую папскую честь.

6. О Бракхе[793]

Цвет для Венеры небесный приятней всего: и отсюда

Бракха сияет, одев цвет Целестина — небес.

7. На жилище божественного Иеронима[794]

Я жилище хранил в стародавних Евсебия нравах,

И покровительством я дом безопасным сберег;

Ныне же, в граде когда времена наступили благие,

С древним искусством я сам новое рад одобрять.

8. Академии[795]

Прежнюю силу она мне вернула и больше, чем может

Сделать сам бог, и дала тело исправное мне.

Пусть же я, Цельтис, примусь за древнюю снова забаву,

Горацианской вослед сладостной лире идя.

9. Слушателям[796]

Верного нет ничего в делах человеческих, случай

Всем помыкает, судьба правит на всяческий лад.

Так ведь недавно я, Цельтис, входил в этот город здоровым

И во всем теле моем благополучен вполне.

Роком каким, я не знаю, враждебным сраженная камнем,

Пухнет нога, и свою кожу не держит она.

Юноши, вас умоляю, стерпите отлучку поэта,

Милое завтра подаст снова уверенность мне.

10. Витезию и Бальбу[797]

Цельтиса Муза привет посылает Витезию с Бальбом

И на обеде своем жаждет вас увидать,

Феб Геркулеса столпов когда устремится достигнуть,

И пополудни когда час четвертый придет.

11. Академии[798]

Завтра, после того как Цинтий нам явит восьмую

Тень, и шафранный свой блеск в мире златом разольет,

Тут космография в доме моем начало воспримет,

В книгах восьми описал Клавдий великий ее.

Я ее, Цельтис, открою, все три языка применивши,

Греческий, римлян язык, как и тевтонский еще,

С помощью твердых шаров я представлю и небо и землю,

С помощью старых таблиц новым пусть я научу.

Ну же, пусть славного ныне никто не отвергнет искусства,

10 Ведь без него никому, знаю, ученым не стать.

12. К Фуземанну о бобре, присланном мне[799]

Вот за бобра свои песни Цельтис тебе посылает,

Истр не лелеет ему равного на берегах,

Истр, что семью рукавами вливается в Гетское море,

И, застоявшись, вода тучных рождает бобров

Четвероногих, и рыб, саламандр и пернатых под небом,

Каждый живущий живет в собственном месте своем.

Бобр же живет на земле, а равно и в воде обитает,

Так средь обеих стихий, хитрый, лелея себя.

Если б природа дала ему быстролетучие крылья,

То и жилище бобру дали бы трое стихий.

13. О нем же[800]

Рыбью природу, — ведь бобр обладает холодною кровью, —

Он заключает в хвосте, как и в ногах, у себя;

Все остальное, что есть в нем, согрето теплою кровью, —

Значит, он телом «мясной», «рыбный» — во всем остальном.

14. О хороводе небесных светил вокруг Богоматери[801]

Танец мориски когда пред красавицею совершают

И каждый телом своим движет на собственный лад,

Всем благосклонность она обещает с достойным величьем

И, пока песня звучит, телом недвижна своим;

Светлые так пред недвижной землею звезды танцуют,

С пеньем, движеньем они шествуют по небу все.

Всем им предшествует первый танцор, с жезлом выступая,

Следом за коим идет множество прочих богов,

Шествует слева Персей, три лика Горгоны несущий,

10 Следом Кефей и за ним грубый Евнохий идет,

Дикий затем Волопас, кто матерь копьем устрашает,

Прочие также, — они в небе мерцают у нас.

Справа же от госпожи Орион с мечом лучезарным,

С ним те, что блещут среди против лежащих небес.

15. О белом зайце, посланном мне[802]

Скифских белее снегов был тот заяц, что в качестве дара

Столь превосходного мне ты подарил, Фуземанн;

Альпы его породили своих снегов белизною,

Там, где граница лежит славной отчизны твоей.

Кто ныне станет дивиться медведям на кручах Рифейских,

Севера небо кого белыми их создает?

Если была белоснежной мне зайцев дарованных шкура,

Столь же чист Фуземанн сердцем своим и лицом.

16. Цельтис Бенедикту Тихтелию, своему врачу