Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так велика твоего вина благородная сила,
Данная мне лишь вчера, милый Тихтелий, тобой,
Что во всем теле почти она мне вернула здоровье,
Тяжкие члены когда предал я сладкому сну;
Так, если хочешь меня сделать ты совершенно здоровым,
Пусть же не будет пустой чаша вот эта моя.
17. К Фуземанну, о двух каплунах
Нет вкуснее еды во всех австрийских пределах
Мяса двух каплунов, присланных ныне тобой.
Их, я почел бы, вскормил Марк Катон, кто учит отменно,
Как утучнять и еще как оскоплять каплунов.
Сколько раз это мясо во рту у меня исчезало,
Столько же раз Фуземанн был удостоен похвал,
Кто ослабевшего и утесненного жребием злобным
Щедро дарами дарит и всевозможной едой.
18. Академии[804]
Если б исследовать кто захотел риторики обе
Цицерона, кто был речи латинской отцом,
Если письмо написать с искусством истинным хочет
Или искусно создать памяти стоющий труд, —
Тот, когда восемь часов отобьет на часах, безупречный
Конрада Цельтиса дом пусть поспешит посетить.
19. Надпись на серебряной урне божественного Леопольда[805]
Был властителем я, Леопольд, в австрийских пределах,
Праведен и справедлив, правил народами я.
Я этот храм основал, когда по воле Господней
Знаменье было дано промыслом огненным мне.
Папа «Невинный» восьмой тогда сидел на престоле
И Фридрих третий тогда нашим Кесарем был;
Перенести моего они тела велели останки,
Ими причислен я был к лику мужей пресвятых,
Чтобы внимал я моленьям, какие весь мир мне приносит,
10 И не позволил ничьим быть я напрасным мольбам.
Был настоятелем Гехтель тогда, по рожденье Христовом
В тыща четыреста восемьдесят третьем году.
20. Академии[806]
То, что мы, юноши, с вами так много часов потеряли,
В этом повинна была злая зараза моя.
Ах! Лучше было дойти до скифских снегов отдаленных,
Где это солнце не льет с неба ни дня одного,
Чем столько в теле везде выносить непрерывных страданий,
Что истомленному спать ночью и днем не дают.
Но умоляю, чтоб вы как-нибудь меня извинили,
Ибо уж начатый труд надо теперь наверстать.
Завтра лишь солнце, лучась, свою первую тень обозначит,
10 Свой согревающий путь к Рака направив клешням,
Третья книга, во-первых, Горация начата будет,
В метрах лирических кто тонкие песни поет.
21. Ревнителям Муз
Юноша жаждущий строки познать медоносные, песни
Также на лире пропеть, сладко звучащей в ответ,
Завтра, едва молоток отбьет на часах семь ударов,
К ларам моим поспеши, знания выбравший путь.
22. К сотоварищам[807]
Яркие звезды опять лишь огнями блестят роковыми,
Нам же в холодных краях плектров коснуться должно.
23. Эпиграмма Геркулесу[808]
Отрасль Алкея, я прожил храбрейшим героем, Юнона,
Мачеха ярой кому мукою вечно была.
Всех чудовищ когда победил я в мире огромном,
Был среди Стиксовых вод мною и Цербер сражен,
С пеной тройною его и кровавой слюною из зева,
С пастью отверстой его в диком оскале своем;
Жребий противный вовек не сгибал мое сердце в боренье,
Среди тревог на земле и среди рокота волн.
Я тебе в жизни пример, кто труды перенесть захотел бы
10 Доблести ради и быть твердым в служенье добру,
Чтобы заслуженно дух твой, как только навеки оставит
Тело усталое он, вышнего неба достиг.
24. К Михаилу Стирию, трансильванцу[809]
Не был никто мне знаком в австрийском городе целом,
Кем бы такая любовь к Музам владела, лишь ты,
Ты, у кого в самом сердце пленительный Феб обитает,
Ты, Михаил, кто рожден от трансильванских мужей.
Так принимай же дары ничтожные Цельтиса эти,
Эти дары, как залог дружбы меж нами навек.
Вышние боги когда возвратят мне силы былые,
Больше получишь и ты, ежели малому рад.
Целая жизнь — это труд, только труд — само наслажденье,
И коль размерен и труд, то ни к чему и покой.
25. О священнике Церве[810]
Церв, когда он подошел к святым алтарям, заболевши,
Чтоб непорочный обряд хлебом свершить и вином, —
Чашу с презреньем отверг он наполнить германским Лиэем,
Вина вливая в нее древней Пелопа земли;
Так, когда этим вином он согрел свой недужный желудок,
То уж и наши весь день вина тевтонские пьет.
26. О трех, кого розга делает лучше[811]
Трое найдутся, кто станут, когда ты их высечешь, лучше:
Баба дрянная, осел Бальней и Струмул еще.
27. О двоих, кто не могут жить без ненависти и любви
Двое жить без любви и без ненависти не сумеют:
Женщина, алчный к деньгам, кто капюшоном прикрыт.
28. К Августину из Моравии[812]
Некогда Цельтис, я был не дешевой наградой любимым,
Ныне меня Августин держит как милый залог,
Сердце кому вдохновляют и греков Музы и римлян,
И наполняет кого к Фебу святая любовь.
29. К нему же
Эту тебе я дарю, Августин, уж старую книжку,
Чтобы о Цельтисе ты помнил почаще твоем,
Среди моравов ты первый, кого об ученой Камене
Греет забота и кем Феб всей душою любим.
30. О семеричной троичности женской красоты[813]