– Как тебе будет угодно, Лайя из Серры.

О, этот низкий голос, похожий на звериный рык. Голос из моих кошмаров. Голос монстра, который отнял у меня все.

Обернувшись, я вижу прямо перед собой Князя Тьмы.

Наши воины, Меченосцы, не хотят воевать со своими соотечественниками. Я вижу это в их взглядах, я ощущаю это в том, как они смыкают щиты в ожидании людей Керис, которые упорно карабкаются вверх по склону.

Если все пойдет так, как планирую я, это противостояние не продлится долго. Я должен добраться до Амбер. Амбер – правая рука Князя Тьмы, она командует армией в его отсутствие. Если я сумею заставить ее прислушаться ко мне, это безумие могло бы закончиться.

Воздух сгущается, и еще он меняется. Точно из недр земли пробивается могучая рука, и она стремится разорвать земной покров. Смерч уже совсем рядом.

Амбер стрелой проносится над нашим лагерем, со смехом испепеляя врытые в землю колья – с их помощью мы надеялись сдержать солдат Керис. В ответ раздаются крики – сначала это крики гнева, но потом люди кричат уже от страха. Фааз вызвал небольшое землетрясение, чтобы дезориентировать наших воинов.

– Роуэн! – зову я.

Песчаный ифрит и его подданные атакуют джиннов. Моя армия не сдает позиций.

Пехотинцы защищены доспехами и щитами, вооружены длинными пиками. Их прикрывают тысячи лучников-Книжников, расположившиеся на гребне холма. Над полем сражения разносятся вопли раненых. Я не в силах смотреть на гибель людей – бессмысленную и страшную, и этим смертям не видно конца.

Скрипят боевые машины, и Кровавый Сорокопут обрушивает на врага свои необычные снаряды – гигантские блоки соли. Один такой «снаряд» задевает джинна: раненый вскрикивает и падает на землю. Наши солдаты ликуют, но Амбер тут же мстит за поверженного сородича. Не обращая внимания на стрелы, покрытые солью, она летит к катапульте и перерубает канаты.

Когда я иду по ветру к передовой, во мне просыпается давно забытое предвкушение. Волк, жаждущий битвы и крови, издает ликующий вой. Радостно поют мечи, когда я извлекаю их из ножен. Я шагаю по полю боя, как призрак, как джинн – стена людей, вооруженных до зубов, не является для меня препятствием. Я мог бы при желании перебить десятки, сотни воинов противника.

Но я не хочу убивать людей. Кроме того, истребление вражеской пехоты не поможет мне достичь цели. Я должен найти Амбер.

Наконец я замечаю ее на западном склоне холма. Она нацелилась на нашу фалангу – расшвыривает в стороны щиты, выдергивает стрелы, торчащие из ее тела. Внезапно из толпы сражающихся появляется Спиро Телуман. Незаметно подобравшись вплотную к Амбер, он взмахивает мечом, целясь ей в горло.

Увы, лезвие только скользит по ее пылающему телу, а джинн небрежным движением глефы выбивает клинок из руки Спиро, собираясь нанести ему смертельный удар. Но я успеваю подставить мечи.

– Узурпатор, – шипит Амбер. – Нечего тебе здесь делать. Ты не должен сражаться на их стороне.

– А ты не должна убивать ни в чем не повинных людей. – Я кружу вокруг, пытаясь увести ее в лес, где солдат меньше. С молниеносной скоростью я переношусь с места на место, но женщина-джинн ухитряется задеть меня. Если бы не броня Спиро, удар глефы сломал бы мне руку. Амбер с рычанием делает новый выпад, но я успешно парирую его и зажимаю ее клинок между своими мечами.

– Люди – это паразиты. – Она пытается выдернуть оружие, но я крепко удерживаю глефу. – Вас нужно уничтожить, всех до единого.

– Но уничтожат не только нас. Если Князь Тьмы впустит в этот мир Море Страдания, погибнут все! Включая тебя! Мир падет…

– И пусть падет! – визжит она. – Тогда мы обретем покой…

– Покой смерти, – перебиваю я джинна. Почему она никак не хочет понять? – Неужели ты ничего не чувствуешь? Как трудно стало дышать? Катастрофа уже близко. Неужели Князь Тьмы не говорил тебе о том, чем он был занят? Не делился с тобой своим планом?

– Мехерья не обязан отчитываться перед нами. Он наш король. Он нас освободил. Скоро он избавит нас от тебя и твоих сородичей, и мы сможем мирно жить в Шер Джиннаат…

– Он пробудил Море Страдания! – Я кричу, потому что голос разума на нее не действует. – Он собрал боль, весь ужас и одиночество, которое мы забираем у мертвых, и хочет использовать эту боль как оружие. Неужели ты думаешь, что Море Страдания, хлынув в наш мир, пощадит тебя только потому, что ты джинн?

– Ты ничего не знаешь о наших страданиях!

Я выдергиваю глефу из рук Амбер и отбрасываю оружие в сторону.

– Я не собираюсь тебя убивать, – говорю я. – Это сделает ваш Мехерья. Взгляни мне в глаза – я не лгу! Если ты позволишь своему королю и дальше губить души, он пробудит монстра, который уничтожит нас всех.

Я отступаю назад и опускаю клинки, несмотря на то, что рядом идет сражение.

– Пожалуйста, – прошу я. – Останови его. Кто-то должен ему помешать. Возможно, он сам не понимает, что делает, и какую силу хочет выпустить на волю.

– Я не пойду против Возлюбленного. – Амбер качает головой, ее пламя мигает. – Он видит то, что ускользает от тебя, Ловец Душ. Мы сломлены. Мы никогда не сможем стать прежними.

– Вы нужны здесь! – в отчаянии восклицаю я. – Ваше существование важно для равновесия…

– Для равновесия! – снова свирепеет Амбер. – А кому выгодно это равновесие, Ловец Душ? Скажи мне, а? Мауту, который смотрел, как умирают наши дети, но ждет от нас повиновения? Людям, которые обманывают и калечат, а потом просят взять эту боль себе? Мы поддерживали равновесие тысячу лет, и что мы получили взамен? Если это так важно для тебя, скажи Мауту, пусть найдет тебе помощников.

Амбер мчится прочь, и в тот же миг кольцо сражающихся смыкается вокруг меня. Я прорубаю себе дорогу сквозь толпу легионеров. Рядом Дарин, Спиро и Кочевники племени Саиф бьются со взводом солдат Керис.

Я хочу прорваться к ним на помощь, но в этот момент выхватываю взглядом развевающиеся светлые волосы, серебряную маску и бледно-серые глаза, в которых пылает дьявольская злоба.

Моя мать двумя безупречными выпадами пронзает насквозь Кочевницу и солдата вспомогательной службы, вторым мечом сносит голову какому-то Книжнику. Она двигается необыкновенно быстро – можно подумать, что она обладает способностью ходить по ветру. Она сражается как сверхсущество, но жестокость, которая ей движет, порождение человеческой души. Я сотни раз наблюдал за ней в бою, но никогда не видел ее такой.

Я уверен, что мать меня не заметила.

Но вдруг она застывает. Рядом с нами лязгают мечи, мужчины и женщины сражаются и умирают, но мы оказываемся внутри «пузыря», где царит абсолютная тишина. Воспоминания о ней, все сразу затапливают мое сознание: резкие слова, наказания кнутом, и то, как она наблюдала за мной – всегда наблюдала, даже когда я не подозревал об этом.