class="p1">Пока думала, развеяла ещё с десяток пауков. Чувствуя, что силы убывают, решила довериться интуиции. И опустилась на пол, раскрывая крылья. Когда первая мадара дотронулась до меня, я почти этого не почувствовала – было похоже на прикосновение тонких спиц к рукаву. Всё новые и новые, их было так много, что сложно было сосредоточиться – вздрагивала, скидывала, даже непроизвольно дрожала, но продолжала искать положение, при котором смогу погрузиться в слои собственного восприятия.

Поначалу всё шло хорошо – искры, ленты, узоры: всё складывалось в пазл в виде знакомых рун. Мадары в таком ключе и ощущались как элементы этого пазла. Но ни схватить, ни выплюнуть. Искры начали покрываться тонкой сеточкой трещин, а мир бледнеть.

Что ж, я снова попала под влияние мадары. Как тогда, на паре. Вот только нет со мной Орни, чтобы выбраться.

* * *

Итан всегда по праву считался лучшим в своём деле. Его записи очень быстро расходились на цитаты, статьи печатались на первых полосах газет, а внешность и влияние давали большую любовь зрителей и ненависть виновников его статей.

Но впервые он не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства.

Все приготовились: незаметные ищейки и видные тени стояли по периметру. Глушилки стояли в каждом углу, и Итан в очередной раз порадовался, что не имеет ни капли Дара: говорят, что, используя эту разработку, «даровитый» чувствует себя сломленным и подавленным.

Как хорошо быть простым человеком, способным менять мир.

– Приготовиться! – донёсся шум из пластинки главного, и Итан приготовился к записи.

И вот наконец из арки показалась фигура в чёрном.

«Что ж, игра началась», – подумал Итан Дзум, включая пластинки.

Глава XXXV

Лживый платит жаждой

Ничего и не происходило. Та же вязкая белая комната (я поняла, откуда образ!), неясные стены и голубовато-белый потолок. Но стоило сделать шаг в сторону стены, как всё приходило в движение, мельтешило и плясало, заставляя глаза слезиться.

Прошло по ощущениям не больше получаса, прежде чем стены начали стремительно светлеть почти до прозрачности, открывая мир-за-стеной. А как иначе? Весь мир был отгорожен от меня мутно-белой плёнкой, через которую просачивалась окружающая действительность.

Я чувствую своё тело: окаменелые мышцы, мерный стук сердца, совершенно спокойное положение полусидя.

«Что?» – беззвучно прошептала я, не в силах вымолвить ни слова.

Чувствительность пропала, как это бывает, когда сидишь долго на одном месте, боясь спугнуть, например, кота, пригревшегося на коленях. Вот только если в таком случае я в любой момент могла встать и пройтись по комнате, то сейчас даже пальцем пошевелить не могла. Только смотреть на то, как сама, без чьей-либо помощи, встаю на колени и вынимаю из пола кинжал.

– Я, Леди Ро, дочь Марты Бриар, – «Пожалуйста, пусть это будет сном, пусть мне всё только кажется», – клянусь тебе в вечной верности. – «Нет, я отказываюсь в это верить!» – И приношу свою клятву. Боги мне свидетели!

Нож легко вошёл в стол по самую рукоять. Я всё ещё не ощущала себя в своём теле, казалось, что нахожусь за пределами своего сознания, и от этого становилось ещё горше.

Что было дальше – даже вспоминать не хочется. Но я обещала быть честной хотя бы наедине с собой.

Дэмонд выпустил меня из этой белоснежной тюрьмы с чётким приказом – мёртвая женщина шла со мной. Я должна была подпитывать её и отвлекать внимание на себя, пока оживший труп выполняет свою миссию. На ней откуда-то появился длинный тёмный плащ, руки обзавелись когтями, а голос…

«Да это же тот загадочный продавец мадар!» – мелькнула страшная догадка. Ну конечно, кто бы ещё мог управлять мадарами?! Продавцу много не надо, только предложить, а люди сами возьмут. Теперь стало объяснимо постепенное увеличение числа мадар – труп не может долго функционировать, приходится помещать его в специальный купол. Но зачем? Почему? Неужели он не понимает, что прошлого не вернуть?

Мне было жутко осознавать, что я сейчас нахожусь рядом с той, кого по неосторожности убила. И мне было противно – не знаю, от чего больше, от самой себя или от абсурда ситуации в целом.

Я забралась на самый верх одной из наших высоток Центрального Квартала и послушно выполняла всё то, что велел мне Дэмонд Драк.

Казалось, мне был доступен весь Дар. Как тогда, в детстве! И я могла бы радоваться этому факту, если бы не то, во имя чего он был нужен сумасшедшему учёному. Искры вылетали из-под пальцев, впитываясь в мадар, которые выходили из тела трупа.

Конечно, я всеми силами противилась этому, но тело мне будто и не принадлежало. Пыталась пошевелиться, хоть чуть-чуть сделать движение пальцами вне приказа сумасшедшего, но нет – руки, выученные уничтожать мадар, с таким же успехом оживляли их, делая почти непобедимыми.

Я видела весь процесс со стороны, запертая в клетку собственного тела. И люди – сначала они смотрели на меня с благоговением, ещё бы, считалась мёртвой спасительницей города, воскресшей вопреки сплетням и злобным слухам. Но стоило им увидеть, что я делаю…

Поначалу лёгкое недоверие сменялось паникой, злобой, страхом. Люди, до этого смотревшие на меня с надеждой, бежали кто куда.

«Прочь, прочь! Спасайся кто может!» – явственно читалось на их лицах.

Но людей останавливала машина: хитрое устройство распыляло что-то вроде отравляющего газа.

А я творила мадар, создавая всё больше и больше опаученных. Как бы ни старалась, но тело меня не слушалось.

– Наконец-то ты попалась, маленькая гадина! – голос мужчины прозвучал особенно противно на фоне разворачивающихся событий. – Теперь ты поймёшь, каково это – терять всё то, что тебе было дорого.

Вот он совсем близко – сумасшедший артефактор и отец Рика, – слишком знакомый серый взгляд и манера разговаривать. Дэмонд Драк будто в одно мгновение стал другим: возбуждённым, разгорячённым тем, что его супруга с каждым разом всё сильнее напивается силой. Всё ярче пылают глаза на лице трупа, всё страшнее звериный оскал. Но нет в нём разума – только голод светится внутри голубых глаз, только звериная жажда.

Глядя на всё происходящее, Дэмонд всё сильнее пугал меня, всё больше напоминая загнанную в угол злобную крысу.

– А я ждал, как же давно я этого ждал! – Этот человек буквально излучал что-то нехорошее, от него стоило бы держаться подальше, но он всё подходил, крича и размахивая руками. – Теперь-то ты ответишь за убийство моей дорогой Ами. – А потом заворковал, обращаясь к трупу: – Верно, моя хорошая? Она поплатится, моя любимая.

Те нежность и ласка, с которыми мужчина относился к