воскликнул американец, хлопнув рукой по столу. — Все-таки он!

Русский никак не отреагировал на эту реплику и продолжил:

— На наше счастье, ночному дежурному фирмы, которая арендовала офис в здании бывших казарм на углу злополучного перекрестка, от нечего делать взбрело в голову выглянуть в окно именно в тот момент, когда в трамвай вошел человек.

— Он хорошо его разглядел?

— С такого расстояния это было невозможно. Спасибо, хоть заметил.

— Я думал, его привлек выстрел.

— Выстрела он вообще не слышал. Хорошо пригнанные окна плюс в дежурке работал телевизор.

— Он видел, как этот человек выходил?

— Нет. В соседней комнате зазвонил телефон, и дежурному пришлось на время отлучиться. А когда он вернулся, рядом с трамваем уже стояли милицейские машины.

Русский замолчал, и американец в нетерпении подстегнул его:

— Что было дальше? Ты успел взять Конева?

— Да. Пугачев задержал его прямо на работе, так что через час он снова был у меня. Правда, к тому моменту уже столько всего произошло…

СССР, Ленинград, 25 сентября 1987 года, 13 часов 00 минут

Ровно в час в мою дверь постучали, и за приоткрывшейся створкой обрисовалась фигура ночного брюнета.

— Простите, Владимир Петрович, вы назначили мне на час.

— Да-да, проходите, — сказал я, испытывая острое желание перенести беседу на другое время. Надо ли говорить, что в эту минуту меня куда больше интересовали вести от Пугачева. Однако ускорить поступление этих вестей я не мог, и потому не было никаких причин заворачивать законопослушного посетителя.

Брюнет сел на стул, вытащил паспорт и протянул его мне.

— Николаев Андрей Семенович. Тридцать восемь лет. Преподаватель.

Я посмотрел на него с интересом. Николаев смутился.

— Вы ведь, наверное, должны где-нибудь это записать? Или снова — на диктофон?

— Да нет, на этот раз должен, — согласился я. — Хотя диктофон тоже пригодится. — Придвинув его к себе, я нажал кнопку записи. — А у вас что, был раньше опыт общения с органами следствия? Вы хорошо осведомлены о наших правилах.

— Что вы! Как говорится, бог миловал. Просто ваши бывшие коллеги написали столько детективов, что трудно остаться в неведении.

— Любите детективы?

Николаев пожал плечами.

— Всякая литература уместна в свое время. Летом, во время отпуска, я с удовольствием читаю классику. Тогда же, когда голова забита проблемами, у детектива нет конкурентов. Разве что фантастика. А у вас разве не так?

— У меня уже сто лет не было отпуска летом.

Я вытянул из папки чистый бланк протокола допроса и внес туда данные свидетеля.

— Николаев… Андрей Семенович… Преподаватель… Где преподаете?

Он продиктовал мне название института. Я аккуратно вписал его в строчку протокола и приготовился было поставить точку, но в миллиметре от бумаги ручка остановилась. Я поднял глаза на Николаева.

— Преподаватель? Если не ошибаюсь, ночью вы сказали, что ваше основное сокровище — руки.

— Капитал.

— Что, простите?

— Я сказал, что руки — мой капитал. И это сущая правда. Владимир Петрович, вы догадываетесь, сколько нынче получает преподаватель?

— Полагаю, не очень много.

— Это мягко сказано. Как говорит один мой коллега, за эти деньги можно не только не работать, но и немножечко вредить. Шутка, конечно.

— Вы хотите сказать, что подрабатываете игрой на скрипке?

— О, нет. Игрой на скрипке я зарабатываю. А подрабатываю на работе.

— Но мне казалось, скрипка — не слишком модный инструмент?

— Зря. В определенных кругах хороший скрипач… а я, смею вас уверить, хороший… пользуется устойчивым спросом.

Он замолчал, а потом добавил:

— Забавно, но, как и вчера, мы с вами больше беседуем о постороннем. Или это ваш метод?

Я отложил в сторону бланк протокола. С этим человеком положительно нельзя было разговаривать между делом.

— Знаете что, Андрей Семенович. Давайте сделаем так. Возьмите бумагу, идите в приемную — там есть столик — и подробно напишите все, что рассказали мне ночью. Хорошо?

Николаев, ни слова не говоря в ответ, раскрыл лежавшую на коленях папку, достал оттуда какие-то листы и протянул их мне.

— Вот, пожалуйста. Подписано на каждом листе.

Надеюсь, в этот момент у меня не отвисла челюсть, но несколько секунд на то, чтобы оправиться от изумления, мне безусловно потребовалось.

Я взял протянутые листы и мельком проглядел их. «Я, Николаев Андрей Семенович…» — и далее аккуратным разборчивым почерком — все ночные показания. В конце каждой страницы действительно красовалась размашистая подпись.

— Ну, Андрей Семенович, пусть отныне кто-нибудь попробует сказать мне, что детективы — бесполезное чтиво.

В кабинет постучали.

— Войдите, — крикнул я.

Дверь открылась и впустила дежурного сержанта.

— Владимир Петрович, там к вам пришли. Двое. По ночному делу.

— Двое? — удивился я. Вожделенный гражданин Конев, даже в сопровождении Пугачева, явно не подходил под такое определение.

— Андрей Семенович, — обратился я к Николаеву, — вы не подождете в коридоре?

— Да-да, конечно. — Он встал со стула и вышел.

В кабинет действительно вошли двое: он и она. Обоим на вид — не больше восемнадцати.

— Вы ко мне? — спросил я.

Юноша нерешительно переступил с ноги на ногу. Его спутница нашлась быстрее.

— Мы к вам. Дело в том, что ночью мы были на Марсовом поле.

«Господи, — подумал я, — что за удивительное дело. Свидетели идут косяком».

— В таком случае, садитесь.

Девушка присела на стул, который освободил Николаев. Юноша поискал глазами другой стул, не нашел его и устроился у спутницы за спиной.

Я показал ему на диван. Он машинально шагнул к нему, но тут же остановился и, отрицательно махнув головой, вернулся обратно. Видно, решил охранять подругу.

— Садитесь, молодой человек, — настоял я. — В моем кабинете вашей девушке ничто не угрожает. Итак? — обратился я к ней, так как было очевидно, что именно она инициатор этого визита.

— Мы вчера были на Марсовом, — повторила девушка. — Когда человека убили.

— А откуда вы знаете, что убили? — поинтересовался я.

Девушка откровенно удивилась.

— Так по телевизору…

Я внутренне чертыхнулся.

— Да-да, конечно. И что же вы хотите рассказать?

— Да нечего нам рассказывать, — внезапно подал голос с дивана представитель сильного пола.

— Молчи, Дима, — перебила девушка. — Он вообще идти не хотел, — сообщила она мне. — Боялся меня скомпрометировать, — эти слова прозвучали с плохо скрываемой гордостью.

— Причем тут это? — взвился ее спутник. — Да что мы расскажем-то? Как по полю бежали?

— Вот об этом как раз поподробнее, — заинтересовался я.

— Это как раз неинтересно, — махнула рукой девушка. — Просто когда грохнуло, мы на скамейке сидели, целовались…

Она запнулась и густо покраснела.

— Ну-ну, — подбодрил я, сделав вид, что вырвавшееся слово