Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня решительно захлопнула тетрадь и спрятала под подушку.Она приучила себя останавливаться на самом интересном месте. Рукописьнезаконченного романа спасала ее от одиночества и стала чем-то вроде последнегозапаса чистой воды в пустыне. Она экономила, пила маленькими глотками. Ейхотелось как можно дальше оттянуть момент, когда перевернется последняя исписаннаястраница.
Каюту больше не запирали. Соне разрешено было гулять по яхтесколько душе угодно. Правда, гулять оказалось негде. Коридор, палуба,капитанский мостик, крошечная библиотека, вот и все. Она могла также заходить вкают-компанию, на кухню, которую называли камбуз, и в лазарет, то есть вкабинет доктора Макса. Но там делать было совершенно нечего.
Почти целый день Соня провела в библиотеке, с любопытствомпролистывала толстые немецкие и английские издания. Их было немного, в основномсовременные, дешевые. Труды по семиотике, по истории алхимии и тайных обществ.Сборники трактатов Фомы Аквинского и Парацельса в современной обработке.Маленькие изящные томики Платона и Сенеки. Полные собрания сочиненийСен-Симона, Вольтера, Дидро. Отдельную полку занимали тома Маркса, Ленина,Муссолини. Там же стояло шикарное, в черной с золотом обложке, издание «Майнкампф» Гитлера. Имелись «Книги мертвых», древнеегипетская и тибетская, скомментариями Юнга. «Святейшая тринософия» Сен-Жермена, «Теософия» Елены Блавацкой,«Антропософия» Рудольфа Штейнера. Именно в этом ряду Соня обнаружилапроизведение, автором которого значился сам Эммануил Хот, на внутренней сторонеобложки красовалась его фотография, довольно сильно отретушированная.
Книга называлась «Звезда и свастика». Издана была в Берлинепятнадцать лет назад. Пролистав ее, Соня поняла, что это довольно нудноенаукообразное исследование о влиянии древних символов на психологиюсовременного человека.
Именно в тот момент, когда, стоя возле полок, она разглядывалацветные иллюстрации, раздался голос Хота:
– Не самый лучший мой труд. На яхте я не держу по-настоящемуценных книг.
Он подошел, как всегда, бесшумно и встал у нее за спиной.
– Почему же? Очень любопытно, – ответила Соня с вежливойулыбкой.
– Идею этой работы подсказал мне ваш дед, вернее, несколькоего статей. Жаль, здесь нет трудов Михаила Данилова. Он написал мало, однакокаждая его статья и книга – событие. Есть великолепный учебник истории военнойавиации, трехтомник по истории русской эмиграции и Белого движения. Самыйзнаменитый его труд посвящен разведкам сталинской России и Третьего рейха.Называется он, если мне память не изменяет, «Магия шпионажа».
– Скажите, а зачем вам тут Маркс и Ленин? – спросила Соня,чтобы сменить тему.
Ей неприятно было говорить с Хотом о дедушке.
– Как зачем? Иногда я читаю их. Это весьма полезно ипоучительно. Мне интересны люди, которые влияли на ход истории. Кстати, МихаилДанилов давно замыслил книгу о Ленине. Историко-психологическое исследование.Не знаю, удастся ли ему осуществить свой замысел. Будет обидно, если он неуспеет. Впрочем, все зависит от вас, Софи.
Он уставился на нее своими тусклыми гляделками. Он ждал отнее вопросов или хотя бы эмоций. Она молча, сосредоточенно разглядывала книжныекорешки.
– Ну, не стану вам мешать, – сказал он, ничего недождавшись. – Ужин через полтора часа.
Он удалился так же бесшумно, как вошел. Соня вздохнула соблегчением. Ей захотелось вернуться в каюту. Каждый раз после разговора сХотом, даже такого, короткого и невинного, ее как будто окатывало ледянойволной. Она потом долго не могла согреться. Как и Фриц Радел, он казался ей несовсем живым. Не гомо сапиенс, а мортинс сапиенс. Мертвец разумный.
Мертвец, утверждающий, что живет много тысяч лет. Сколькоименно, неизвестно. В общем, всегда. То он был ребенком в 1835 году и переболелчерной оспой. То лично присутствовал при сожжении великого магистра орденатамплиеров Жака де Моле в 1314 году. Бросал вскользь, между прочим: «Великиймагистр никого не проклинал, он только призвал папу Климента Пятого и короляФилиппа Красивого явиться на суд Божий до окончания этого года. Они последовалипризыву. Папа умер в апреле, ровно через месяц. Филипп в ноябре».
Затем Хот скромно добавлял, что предсмертную речь магистраслышал собственными ушами.
Соня попыталась выяснить подробности, ей хотелось узнать,например, в каком качестве господин Хот присутствовал при казни, кем вообще онбыл во Франции 1314 года.
– Самим собой, – отвечал Хот с невозмутимой улыбкой, – явсегда остаюсь только самим собой.
– А черной оспой к этому времени вы уже переболели? –спросила Соня.
– Конечно. Ведь это несчастье случилась со мной в детстве.
– В Марбурге, в 1835 году?
– Да. Именно.
– Но четырнадцатый век был раньше девятнадцатого.
– Откуда вам это известно?
– Это известно всем и вам тоже. Это истина, которая ненуждается в доказательствах.
За столом переглядывались и хихикали, словно Соня ляпнуланесусветную глупость. Доктор всякий раз утешительно гладил ее по руке и шептал:
– Ничего, не огорчайтесь, привыкнете.
Ей хотелось поговорить с доктором Максом, из всех обитателейяхты он казался единственным нормальным человеком. Во всяком случае, тухлойрыбой от него не воняло и о своей жизни в разных веках до и после нашей эры онне рассказывал. Правда, у него был другой недостаток. Он постоянно трогал Соню,считал пульс, заглядывал в глаза, бесцеремонно приподнимал пальцем то одно, тодругое веко. Наблюдение за состоянием ее здоровья было его обязанностью. Онобъяснил ей, что она получила большую дозу наркотиков и транквилизаторов иреакция ее организма оказалась неадекватной, чрезмерной.
– Вы проспали на десять часов больше, чем предполагалось.Что-то вроде легкой летаргии. Мне пришлось ввести вам несколько дозбиостимулятора.
– Что именно вы мне вводили? – спросила Соня.
– К сожалению, пока я не могу вам сказать. Поверьте, этоотличные препараты, вы сами видите, они принесли вам только пользу. Выблагополучно проснулись, отлично выглядите и чувствуете себя вполне здоровой.
Больше она не сумела ничего добиться. Доктор Макс молчал иулыбался. Дважды приводил ее в лазарет, измерял давление, светил фонариком вглаза, стучал молоточком по коленям.
Перед тем как вернуться в каюту, Соня решила постоять напалубе, выкурить сигарету. Ветер утих, небо расчистилось, солнце коснуласькромки воды.
– Я тоже люблю смотреть, как заходит солнце, – произнесприятный низкий голос доктора Макса.